Они прилетели десятичасовым рейсом.
Их было двое: Борис и еще один, похожий на банджоиста
с американского юга или на загорелого Грушо Маркса…
Они арендовали автомобиль в Ависе через венское
агентство, и формальности не заняли много времени. Служащий спросил, на какое
примерно время берется машина, и Борис ответил, что на день. Багажа они не
имели. В десять сорок они покинули стоянку Руасси-1, после того как позвонили
Калелю из кабинки общественного телефона, чтобы подтвердить ему время встречи.
Погода стояла пасмурная, типичная для начала ноября;
пронизывающий северный ветер беспорядочно гнал опавшие листья. Борис поднял
воротник своего элегантного пальто из вигони, такого легкого. Он уступил руль
Стевена, знавшему Париж и его пригороды лучше.
Поток машин, довольно-таки ровный, позволял двигаться
в среднем с приличной скоростью. Стевена свернул на Западную окружную. Он
выглядел задумчивым.
– Надо еще забрать подарок, – напомнил ему Борис.
– Само собой, – буркнул водитель.
Спустя полчаса они катили по Западной автостраде. В
самом начале ответвления на Сен-Жермен-ан-Лай стоял Рено-5, автомобиль с
большой буквы. Его аварийные огни мигали. Стевена свернул на съезд и припарковался
перед машиной у обочины.
Из той выбрался человек. Он был пузат и одет в
кожаное пальто с чересчур затянутым поясом, что придавало ему вид корявой
восьмерки. В руке он держал пластиковый пакет.
Когда он приблизился, Стевена опустил стекло.
– Привет, – сказал человек, – я жду, когда небо
упадет мне на голову.
– Раньше голые обнажатся! – ответил Стевена.
Тип в кожаном пальто протянул ему пакет и, безучастно
кивнув головой, вернулся к своей машине. Стевена передал пакет Борису. Борис
приоткрыл его, заглянул внутрь, затем небрежно опустил между ног. Стевена
тронулся, пересек осевую и свернул на подъем, выводящий на автостраду.
Он добрался до следующего разветвления, подождал
красного света и продолжил движение в сторону Версаля. Он ехал медленно. Вдоль
обочины тянулись фруктовые питомники. Примерно через километр водитель свернул
на узкую дорогу, ведущую к большому дому, на вид необитаемому. Он остановился у
крыльца и принялся ждать. Все было спокойно. В разлапистой кроне наполовину
облетевшего дерева каркали вороны. Атмосфера праздничной не казалась.
– Ну, пошли! – решил Борис.
Его голова напоминала кулак ирландского ломового
извозчика: такая же крупная, рыжая и выражающая грубую силу.
Сопровождаемый своим спутником, он поднялся по
четырем ступенькам, постучал в деревянную створку, прикрывающую застекленную
дверь. Тотчас же та дрогнула, затем отошла наполовину. Калель ждал их в
ядовитой полутьме, благоухающей плесенью.
Они поприветствовали друг друга кивком головы, но рук
не подали. Калель выглядел как ночная птица, измученная дневным светом.
– Пройдем сюда, – сказал он, – я снял чехлы с трех
кресел и принес бутылку коньяка.
Он толкнул двустворчатую дверь со вставленными в
переплеты зеркалами. Посетителям предстала просторная гостиная. Нежилая и
холодная. Кресла, укрытые серыми чехлами, имели призрачный вид, за исключением
трех, расставленных вокруг низкого столика. Бутылка, помянутая Калелем,
возвышалась в центре; можно было бы сказать, на втулке сарацинского колеса.
Они уселись по собственному побуждению.
– Стаканов у меня нет, – выразил сожаление Калель,
указывая на коньяк.
– Спиртного нам пока не хочется, – заметил Борис. –
Итак, я вас слушаю.
Калель поморгал под стальным прощупывающим взглядом.
Провел сухим языком по еще более сухим губам и принялся за повествование о
своих злоключениях. Он рассказал об инсценированном происшествии в отеле,
вторжении пожарников, своей госпитализации. Он говорил короткими фразами и
тусклым голосом проигравшего. Борис слушал, покачивая ногой. Стевена обкусывал
омертвевшую кожу у ногтей, прерываясь лишь на то, чтобы избавиться от
отгрызенного мелким дурацким поплевыванием.
Когда Калель закончил свою повесть, Борис вздохнул:
– Это все?
– Может быть, нет, – сказал Калель.
Он вынул из кармана вырезку из газеты и, расправив на
колене, предъявил Борису.
– Вы читаете по-французски?
– На шестнадцати языках, – откликнулся тот.
Он ознакомился с заметкой Франс-Суар по поводу украденного чемоданчика.
– Что заставляет вас думать, что речь идет о…
«нашем»? – спросил он.
– Я навел справки о Лаборатории Орел или Решка, –
произнес тихо Калель.
– И что?
– Ее не существует. Это всего лишь липовая вывеска на
дверях помещения, занятого организацией, параллельной полиции.
Борис согласился.
– Флики, должно быть, поместили чемоданчик в
банковскую ячейку, и вскоре после этого злоумышленники ограбили депозитарий.
– Почему нет?
– Да, – сказал Борис, – в самом деле: почему нет?
– Предлагаю последить за действиями фликов, – заявил
Калель, выглядевший уже более оживленным.
– Не вам, – сказал Борис.
– Почему?
– Вы погорели.
Слово было Калелю неприятно. Он сцепил ладони,
хрустнул суставами. Борис наклонился и открыл пластиковый пакет. Достал
пистолет крупного калибра, снабженный глушителем.
Калель почувствовал, как его глаза округляются.
Рвотный спазм завязал узлом внутренности. Одним прыжком он выбросился из кресла
и рванулся к двери. Борис послал две пули, не целясь.
Одна застряла в стенной панели, другая вошла в спину
Калеля, который, казалось, не заметил этого и продолжил свой бег. Борис
выругался, поднял пистолет и выпустил остаток магазина.
На этот раз Калель упал. Одна пуля прошила ему шею,
он распластался на полу словно раздавленная собака. Борис приблизился и добил
его ударами рукоятки. После чего вынул из кармана кусок замши и тщательно
протер оружие.
Это было то, что в Организации называлось «жертвенным
пистолетом». Борис бросил его рядом с телом, затем вернулся на свое место,
чтобы забрать вырезку из Франс-Суар,
лежавшую на низком столике.
Стевена был уже снаружи, разогревая мотор. Сев в
машину, Борис пробормотал сквозь зубы:
– Следует заняться этим!
Он потряс газетным листком, описывающим банковское
ограбление.
– Я полагал, мы возвратимся после обеда, – заметил
водитель.
– Поставим в известность Вену, они и решат.
Комментариев нет :
Отправить комментарий