Рассвет следующего дня застает нас в кустах речной
долины. Чуть далее сквозь утренний туман проглядывают очертания моста, ведущего
в Надоль-аль-не-Надоль. Что называется, еще и конь не валялся, а Брайан уже в
дозоре.
Дозирать, правда, пока не за кем – в районе переправы
ни души. Лишь по другому берегу вдоль кирпичной стены камвольной фабрики
изредка проходят молчаливые бабы с тазами. Где-то за углом крепостной ограды с
ними свершается разительная метаморфоза. Периодически там всхлапывает невидимая
дверь и раздается крик:
– Ой, девки, держите меня, до городка добегу!
После чего почти без паузы слышится отдающееся эхом
плюханье и переливчатые визги. Славную потеху они себе отыскали.
Э, Брайан, не отвлекайся, мы здесь по делу.
– Ме-е-е, ме-е-е, ме-е-е, – постукивая копытцами,
дорогу пересекают несколько мелкорогатых скотин и, не задерживаясь, ловко лезут
на крутой косогор. Вряд ли горные, но, наверняка, козы.
– Бя-а-а, бя-а-а, бя-а-а! – доносится с
противоположного берега. По дороге к реке торопливо спускается другой мелкий, уже
с рогами, загнутыми в кольца. При виде моста резко тормозит и замолкает. Вперившись
исподлобья, остается стоять недвижимо. Ну как есть баран.
Минут через десять, обогнув его, по мосту скользит
неслышной тенью худая тетка в длинной темной юбке и белом повязанном платке,
держа в руке объемную кошелку. Баран вздрагивает, разворачивается и быстро
бежит назад в поселок. Поди теперь узнай, зачем приходил.
Вдоль крепостной стены в обратную сторону следуют снова
притихшие бабы с тазами и намотанными полотенцами на головах.
В том же месте, что и козы, на обочину взбирается
дедок в пинжаке на голое тело. На косогор, правда, не лезет. Прокашлявшись и
плюнув под ноги, тащит свою клеенчатую сумку с полными бутылками по дороге,
терпеливо одолевая затяжной заворачивающий подъем. Вероятность выменять майку в
городке, надо полагать, выше.
Слышится тихий всплеск. Возвращаем взгляд. На перилах,
болтая босыми ногами, сидит, оказывается, пацан лет этак двенадцати с торчащими
вихрами и опухшим лицом. Он протяжно зевает и бросает в речку еще один камушек.
Как это ему удалось появиться незаметно? Не иначе, там же под мостом и ночевал.
Вихрастый достает из-за пазухи яблоко, трет его одним
боком об штанину и с хрустом надкусывает. Медленно жует, все больше и больше
перекашивая физиономию, но, в конце концов, глотает. После чего, однако, с
размаху швыряет остаток в воду.
Над долиной раздается громкий пронзительный свист. Переводим
глаза. По-над обрывом вырисовывается значительная фигура хозяина хариного заведения.
Пацаненок спархивает с перил, быстро проходит мост и взбегает по извилистой тропке
на крутой бугор. На всякий случай, осторожно смещаемся вглубь ивняка.
Слов снизу, конечно, не разобрать, но указующие жесты
определенно направлены в сторону поднимающего солнца. Похоже, ожидание
заканчивается. Потихоньку разминаем застоявшиеся мышцы.
Мордатый поворачивается совсем другой частью своего
тела и скрывается за кромкой. Пацан спускается обратно к подножию, пересекает
речку и устремляется в поселок. На полпути к центральной улице ныряет влево, прямо
в выходящий к дороге овраг, и с треском ломится по репейнику.
Черт, придется немного поотстать. Нехожалый овраг не
то место, где легко сделать вид, что гуляешь сам по себе. Когда встревоженное море
репья перестает волноваться, заныриваем следом.
Тропа идущим впереди проторена основательно, так что с
пути не собьешься. А если на бегу еще и изворачиваться, то можно и без второй
шкуры из колючек обойтись. Заросли на подъеме редеют, потом резко обрываются. Овраг
закончился, теперь это уже, скорее, широкая балка, по обоим склонам которой
разлеглись огороды двух параллельных улиц. И с одной на другую в этом месте
даже натоптана поперечная дорожка. Дальше по дну ложбины тянутся вполне
цивильные кусты. В них и мелькает вихрастая голова.
Затем пропадает из виду. Пересекаем дорожку и
подбираемся поближе. Вихрастый, оказывается, временно сошел с дистанции, решив
нанести неафишируемый визит в попутный огород. Возвращается он с набитой пазухой
и скрученной головой подсолнуха, из которой выковыривает на ходу семечки. Значит,
след будет заметней.
Но как обычно, когда все более-менее нормально,
кому-то начинает нейметься, или нейматься.
– Э, ничей, ну-ка подь сюды! – слышится из-под
одинокого клена гундосный голос.
Вихрастый пытается с резким ускорением принять влево,
но метнувшиеся фигуры перекрывают проход. Сзади, как из-под земли, возникают
другие и вот уже берут его в кольцо. Соперник превосходит не только числом, но
и годами, состоя большей частью из переростков. В смысле, из всех предыдущих
возрастов вымахали, а в молодежь еще не принимают, ввиду чересчур явной умственной
недоразвитости.
Самый долговязый и, видимо, главный, запускает мосластую
руку вихрастому за пазуху и вытаскивает огурцы, уместившиеся в одной жмене. Протягивает
не глядя назад подскочившему адъютанту, затем ухватывает своего визави пальцами
за нос.
– Если хорошо поклонишься, голь приблудная, – гнусит
он, – пущу тебя на дерево. Будешь сидеть наверху, сколько хочешь. Никто за
тобой не полезет, мы только камнями снизу покидаем. Недолго, пока не надоест.
Возможно, разумней было бы не обнаруживаться, но больно
уж голос у вожака противный.
Насвистывая частушечный мотив, на сцене появляется
Брайан. Проходит в самую середину сомкнутого круга и ненароком наступает рифленой
подошвой долговязому на носок. Тот отдергивается:
– Ты чего?!
Брайан пропускает реплику мимо ушей. Слегка
наклоняется вперед и заглядывает вихрастому в лицо:
– Что, брат, проблемы?
Но на вопрос отвечает долговязый, задетый, видать,
отсутствием внимания.
– Ступай себе, солдат, а то проблемы у тебя будут.
– Это каким образом? – поднимает голову Брайан.
– Ты один, нас восемь…
– Не научился ты, похоже, толком считать, – Брайан
кладет левую руку на плечо вихрастому. – Двое нас. Одного он на себя возьмет, а
с семерыми я всегда справлялся. Семь бед – один ответ, слыхал, поди?
Долговязый стреляет глазами по сторонам, за нашей
спиной начинается какое-то скрытое передвижение. Пора выставлять точки над «ё».
– Бери кого похлипче, и с ходу в нюх.
– А можно я лучше Дрыну возьму, – спрашивает
вихрастый, кивая на главного.
– Мм, а справишься?
– Да я это каждую ночь во сне вижу.
Вихрастый пригибается, поднимает кулаки и начинает
надвигаться на долговязого.
– Ну, ты! – хрипло взревывает тот, выбрасывая длинную
руку.
Вихрастый нырком уходит с траектории, рвет дистанцию и
заезжает ему правой под дых.
– Вя! – говорит долговязый и наклоняется вперед.
Левым крюком на скачке вихрастый хорошо задевает его по
подбородку.
Долговязый мотает башкой, вскидывается и, удерживая
равновесие, делает пару шагов назад. Вторым как раз цепляется за какой-то
корень и валится навзничь. Вихрастый прыгает следом, усаживается верхом, прижимая
руки ногами, и принимается охаживать и слева, и справа.
– Ну, эта… – произносит кто-то, выбираясь из ступора.
– Стоять! – хлесткий окрик и сузившийся взгляд Брайана
осаживают пришедшие было в движенье ряды. Заметив в опущенной руке одного из
переростков блеснувшее шило, приближается и молча протягивает раскрытую ладонь.
Помявшись, тот сдает свое оружие. Повертев инструмент, Брайан оглядывается,
примеряется и швыряет его в дерево. Мелко прокрутившись в воздухе, шило
втыкается в ствол под самой верхней веткой.
– Отцовское, – тянет переросток, отводя глаза.
– Значит, выберешь время и слазишь. Камнями я в тебя
кидать не буду.
Брайан возвращается к действующим лицам интермедии.
Долговязый, похоже, уже отключился, а вихрастый начинает впадать в раж.
– Уймись, брат, озвереешь.
Брайан поднимает его за подмышки, встряхивает и ставит
рядом на землю. Потом обращается к массовке:
– Ну-ка, орлы, подхватили вожака и понесли отсюда. Давай-давай.
Не отлынивай, рыжий, вон свободное место сбоку. Да не ногами же вперед,
нехристи!
Сцена освобождается от статистов.
– Пошли, герой! Как, говоришь, тебя кличут?
– Ничей, – отвечает пацан уже на ходу.
– В смысле?
– В смысле, без родственников. Ни поддержать, ни вступиться
некому.
– Да ты вроде и сам справляешься.
– Так то один в один. А они все время гуртом ходят.
– Залег поутру возле чьего-нибудь дома, дождался и с
разгону по сопатке.
– Родичи к Харе сразу же побегут жалиться. А он обещал
подыскать мне местечко, коли буду хорошо себя вести.
– Какое местечко?
– Не знаю. Он всех постепенно куда-то пристраивает.
– Кого всех?
– Тех, кто на него работает.
– Э, подожди, а они все ничьи?
– Ну да, сироты, приблудные, пащенки… А ты-то, солдат,
из чьих? Не видал я тебя раньше.
– Да тоже, наверное… В общем, сам по себе.
Последние огороды заканчиваются, дальше тянутся
бесхозные бурьяны ближнего предместья. Притихший вихрастый вдруг спрашивает:
– А можно я как-нибудь скажу, что ты мой брат?
– Если к слову придется. Сильно на это не упирай, я
тут ненадолго.
– Пока здесь, где тебя искать?
– Арсенальный склад в городке знаешь?
– А то! Харя тамошнего часового больше всех ненавидит.
– Вот у него и спросишь. Только не крадись, подойди и
постучи в двери. Кстати, он тоже, кажется, ничей. Если меня не будет, можешь к
нему обратиться. Он поймет.
Помельчавшая балка выходит за пределы поселения. Сзади
остаются разбросанные приземистые постройки, прямо на восток тянется поросшая редколесьем
долина.
Пацан спохватывается:
– А куда мы идем?
– Ты передавать поручение по поводу змеиного яда, я
пока с тобой, а потом по кустам за поставщиком.
– Следил, значит, за мной, – косится вихрастый.
– Еще до зари в засаду у моста встал. Очень они мне нужны,
змееловы эти. Для того и все услы в заказ вбухал.
– А чего тогда в балке вылез? Переждал бы…
– Была такая мысль, но не сдержался. Шибко уж шакалов
не люблю.
– А ты всегда такой честный?
– Нет, только когда это не во вред.
– Ладно, – лыбится он во весь рот, – сегодня ты
угадал.
И тянет грязную ладошку. Встряхиваем ее.
Пацан серьезнеет, морщит лоб, потом замедляет шаг.
– Давай, я тебе, брат, – говорит по-взрослому, – обрисую
обстановку. В прошлом году Харя меня туда несколько раз посылал, когда пирожки
с мясом взялся продавать в своем заведении. Торговля, правда, не пошла, вкус у
них был странный, но не о том речь. Кое на что я успел обратить внимание.
Охотники эти очень осторожны и к себе никого не пускают. Чтобы встретиться с
ними, надо добраться до лагеря и запалить там на площадке заготовленный костер.
– Что за лагерь?
– Не знаю, раньше туда вроде детей на лето ссылали. Ну
вот, запалить и подождать, когда подойдет их человек.
– Через какое время?
– Да в том-то и дело. Иногда почти сразу, а бывает, через
час.
– Выжидают что ли?
– Думаю, тут другое. Стоянка у них действительно
где-то в часе ходьбы от лагеря. Вокруг же сплошные холмы. А с вершин все
подходы как на ладони.
– То есть, им заранее известно, что гости пожаловали. И
в каком количестве.
– Вижу, на лету хватаешь. Это у нас, наверное,
семейное.
– А вот я тебе сейчас подзатыльник выпишу, по праву
старшинства.
Вихрастый, выпучив глаза, пригибает голову, словно
уклоняясь от размашистой воспитательной десницы.
Затем снова напускает на себя серьезности:
– Потому разделиться нам лучше прямо здесь. Я так и
пойду по дну, постараюсь выбирать открытые места. А ты давай по правому гребню.
Появляются они у костра с востока, но немного левее, со стороны обрывистого
склона, где-то там, наверное, удобный спуск. И смотри, поаккуратнее, они с
дротиками ходят, примут еще за медведя.
– Я похож на косолапого?
– Нет, но вдруг они с перепугу не разберутся?
– Резонно, – соглашаемся.
– Если все выйдет по-задуманному, возьмешь на
следующее дело?
– Как получится. Но ты всегда можешь обратиться к
арсенальному часовому, он большой любитель спецопераций. Рекомендацию я тебе дам.
– Лады, брат. Удачи!
– И тебе, братишка!
Он пожимает нам руку и кивает на склон. Быстро
взбираемся. На самой кромке изображаем бег на месте. Он двигает дальше по
долине. Следуем по опушке верхнего леса.
Включается оповещающий сигнал навигатора. Что у нас
полезло выше местной нормы?
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
7.
Обаяние 4
ЗДОРОВЬЕ:
92 хита
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 3.555(5).
Ситуационное соответствие: 1.185(185)
Ну, как скажете.
Вихрастый в самом деле из вида надолго не пропадает,
огибая особенно густые заросли кустов по краю. Держаться за ним нетрудно. Внимания
хватает и на то, чтобы попутно осматривать окрестности вплоть до
противоположного гребня долины. Солнце постепенно смещается вправо, не застя
даже бокового зрения. Никого лишнего в пейзаже, кажется, не присутствует. Кое-кто,
конечно, щебечет в ветвях, изредка роняет из кроны ошелушенную шишку да шелестит
в траве. Но то обычные обитатели, которые тут издревле и в список действующих
лиц не рвутся.
Неожиданно сбоку слышится удивленное посвистывание.
Встав на задние лапы и вытянувшись в струнку, с щепастого пенька смотрит на нас
своими бусинками тоненький зверек с продольными полосками на спине.
– Бурундук? – спрашиваем прямо.
Он уклоняется от ответа, пробегает по поваленному
стволу и ныряет в подлесок.
Среди лиственных на опушке все чаще и чаще попадаются
игольчатые. Пардон, хвойные. Игольчатые, это про пистолеты. Но Брайан у нас
специализируется в другом виде. Мысленно выхватываем из заплечных ножен,
существующих тоже в уме, наше настоящее метательное оружие и швыряем на самый
предел досягаемости, черт с ним пока, с поражением. Вылавливаем в воздухе
возвращающийся нож и с ходу повторяем, вкладывая в бросок инерцию всех мышц, от
ступни до ладони. На этот раз клинок летит ощутимо дальше, сантиметров на
пятнадцать, как минимум. Если так пойдет, через какой-то месяц мы и на
полкилометра достанем. Но это вряд ли, темп желаемого возрастания обычно
стремится к неуклонному замедлению. Выражаясь сугубо философским языком, такова
неизбывная паскудность бытия.
Но Брайан, естественно, плевал на принципы устройства
мироздания, поэтому просто бросает нож, несмотря на. Раз за разом. Пока есть
время. Пока долина не начинает расширяться, а в ее ложе среди нахального
окустья не обнаруживаются каменные домики с зияющими провалами окон и обильно
проступившим лишаем по змеящимся сверху вниз трещинам.
Вихрастый пробирается по взломанному покрытию
центральной аллеи в дальний конец лагерных развалин, к бугристой площадке перед
стоящим поперек одноэтажным же, но уже несомненно зданием то ли столовой, то ли
клуба. А может, того и другого вместе. Хлеба и зрелищ! Да подавитесь зараз.
Попинав лежащую посреди кучу хвороста, он вытаскивает
пару белых камней из-под невесть откуда взявшегося тут массивного валуна и
принимается, не присаживаясь, с размаху высекать ими искру. Явно на показ.
Пригнувшись, скользим размытой тенью за первым рядом
деревьев, огибаем по краю расширение котловины и, выбрав место, с которого
просматривается не только сама площадка, но и восточно-северо-восточные подступы
к ней, затаиваемся за кряжистым стволом, прислонив левую щеку к шершавой коре. Ждать,
возможно, придется не меньше часа, сохраняя внимание, однако, на всем
протяжении времени, то есть, с первых минут. Оставляем
куммулятивно-кинетические развлечения и сосредотачиваемся на наблюдении.
Лагерные постройки разумно размещаются не на самом дне
долины, а на первой террасе нашего склона. Судя по рельефу, нижняя часть должна
затопляться весенними паводками. Вон в той петляющей полосе кустов и пролегает
русло ручья, в настоящий момент, правда, сильно пересохшего. Далее пойма
подступает почти вплотную к подножию противоположного склона, который с ходу круто
лезет вверх. Если скользнуть взглядом вправо, ближе к сужению, то склон
придется, пожалуй, переименовывать в обрыв. С хорошо заметными следами
каменистости. Неслышно по такому не спустишься, непременно что-нибудь
посыплется следом. Проще сразу же бежать с криком. Бравурно-матерным, дабы
никому не пришло в голову, что прокололся со скрытностью.
Так что ожидать хозяев, скорее всего, следует из
горловины.
Сам створ просматривается неплохо, но подходы к нему
видны лишь ближние, до первого извива. Точка обзора недостаточно высока, чтобы
охватить окрестности целиком.
Посему данный кусочек пейзажа на ближайший час становится
его центром, который нужно неотрывно держать взглядом, по крайней мере, боковым.
Тянет дымком. Вихрастый уже запалил на площадке сигнальный
костер, побросал в него наломанных в кустах зеленых веток и теперь занят не
вдруг-то понимаемым делом. Прохаживается взад-вперед, периодически откалывая
какие-то балетные коленца, то подволакивая правую ногу, то резко выбрасывая ее на
весь мах.
Вникнув в движения, догадываемся, что он тренирует неожиданное
попадание снизу. Незаметно цепляет босыми пальцами валяющийся на земле камешек и
с силой мечет в воображаемую цель.
Похоже, из пацана выйдет толк.
И Брайан не с именного оружия начинал.
С чего под руку попадется.
…Кушать,
говоришь, хочется, шкет? А вон вишь на кедре шишки? Бери палку и сшибай, пока
белка тебя не обошла.
Высоко
ведь.
Тогда
слюни пускай, тоже занятие…
Встряхиваем затуманившейся головой, не ко времени сейчас
воспоминания. В самом деле пробудившиеся или же родившиеся по обратной ассоциации.
Коли прошлого нет, часто начинает свербеть подспудный соблазн придумать его. Покрасивше,
а то и пожалостливее. Раз уж зашла речь, от необходимости пить-есть, равно как
и наоборот, герой избавлен, можно хотя бы на это не отвлекаться. Мы и не
отвлекаемся.
А кто у нас там за сдвоенной елочкой маячит? Весь
такой в шкурах. Уж не сам ли Чингачгук Большой Змей забрел ненароком? Нет, в напряженной
правой руке сжимает он дротик, не томагавк. Да и кто бы в здравом уме решился
использовать гордого вождя на побегушках? Получается, наш долгожданный рядовой
добытчик змеиного яда, кому ж еще быть.
Кузнец вроде поминал, что мужик, приходящий заказать
наконечников, диковат, но чтобы в звериных шкурах... Хотя, возможно, для выхода
в люди имеют они и тщательно сберегаемый комплект цивильного.
Однако по-любому, из могикан он или нет, но намаемся
мы за ним следить по его исконной территории. Чует сердце. Или, может, без
изысков, по-простому? Догнать, завалить и, брызжа слюной в лицо: «Шпрехен зи
дойч? Их штаб, штаб! Говори, подлюга!» Но вдруг он, и вправду, немой? А брать
проводника на родине Сусанина себе дороже. Да и кто сказал, что этот олень
бегает медленнее? Для подобных случаев в арсенале надо болу иметь. Размахнулся
пошире, и разогнавшийся было клиент с заплетенными ногами рушится, как
подкошенный. Спокойно подходи, садись на него и жди, когда придет в себя. Но о
боле в нашем снаряжении почему-то никто не позаботился. Так что нахрапный
способ лучше, наверное, приберечь в качестве последнего средства.
Шкурастый выскальзывает из-за елочки, которая вполне
может быть пихтой, и, продолжая держаться левого склона, где кусты,
подступающие к подножию, заметно гуще, проникает в котловину. Появление его с
того края обусловлено не наличием удобного спуска, а укоренившейся привычкой к
скрытному передвижению.
Метнув ногой последний камень, пацан демонстративно закладывает
руки за спину и поворачивается в ту сторону. Срисовал-таки. Что ж, и мы не
лыком шиты.
Застуканный апач перестает красться и выходит на
площадку в открытую.
Встреча представителей разных племен не начинается с
раскурения традиционной трубки. То ли ранг не тот, то ли с табаком ныне напряги.
Переговорный процесс не затягивается, отчасти из-за четкого разделения:
вихрастый недолго говорит, шкурастый ровно столько же слушает. Потом производит
некое движение головой, которое вполне можно истолковать как согласие. Вихрастый
кивает и без задержки пускается в обратный путь. Шкурастый остается смотреть
ему в спину. Не оборачиваясь, вихрастый машет высоко поднятой в воздух рукой. И
тебе, братишка, пока. Бог даст…
Чингачгук тщательно затаптывает угли сигнального
костра своими мокасинами ручной работы, затем совершает рыскающий рейд по
кустам и возвращается с охапкой нового хвороста. Складывает его шалашиком и,
скосившись напоследок в пустую аллею, направляется прямо к горловине. Трогаемся
и мы. Следом, но по гребню.
Двигается наш делавар в самом деле очень мягко.
Подножными сучьями не хрустит и попутных ветвей не касается. То есть, если
потерял его из виду, то потерял окончательно. На всякий случай сокращаем
дистанцию, уповая на то, что в родных краях редко кто оглядывается. А если мельком
и оглядывается на подходе к дому, то именно назад и через левое плечо, как
правши привыкли. А мы-то для него в значительной степени с правого боку.
За стесненной горловиной долина разбегается вширь и
начинает бугриться по всему горизонту скученными холмами. Как раз здесь по
весне собираются талые воды, перед тем как ринутся дальше вниз единым потоком. В
удобных спусках недостатка тут нет. Пересохшая дельта в перевернутом виде.
Шкурастый правит к середине, потом вообще начинает
прижиматься к правому краю. Что за хорды на маршруте?
Следуя по гребню, приходится постоянно выписывать
синусоиду по вертикали, поскольку склон то и дело размыкается выходами из
распадков. Сбежав на дно третьего по счету, снова наверх уже не лезем,
продолжая движение по кустам вдоль подножия.
Чингачгук едва заметно увеличивает темп, потом неожиданно
ныряет вправо и пропадает из поля зрения. Ускоряем шаги, затем осторожно заглядываем
в овраг. Пусто. И тихо. Только уже у самого изгиба, вроде, мелькает что-то
рыжеватое.
Ладно, допускаем, что вычислить нас возможно, но вот оторваться…
Это уж дудки! Резко выдыхаем, вентилируя легкие, истомленные долгим сдерживанием,
и стартуем на полную. За первым же поворотом цепляемся взглядом за спину
легконогого сиу, сокращаем дистанцию, затем уравниваем скорости. С потрошением с
наскоку мы, конечно же, погорячились, ссориться с охотниками нам не с руки, по
крайней мере, пока. Да и их представителю с нами, скорее всего, тоже, поскольку
велика вероятность, что в поселении каждой брехливой собаке известно, куда мы
направились. Конфликтовать двум сапиенсам, оба из которых при оружии, надо
осмотрительно. Тут, коли преступил черту, дальше все идет на рефлексах, считай,
в автоматическом режиме. Рассорились насмерть – в данном случае уже не
метафора, но добротный казус белли. А ведь всего-то надо было: одному отыскать то
самое стойбище, другому его туда не привести. И посему на сцене неминуемо,
похоже, возникновение достаточно забавной ситуации, когда действующие лица с обеих
сторон будут упорно сохранять вид, что каждый бежит сам по себе, просто
захотелось вдруг размяться. Естественно, при этом он постарается нас завести
подальше и потерять, а мы, наоборот, от него не отстать.
Сторожится больше ни к чему, а, поддержать тонус мы никогда
не против. Резвый Олень идет ходко, но не на пределе, изначально настроившись,
видать, на стайерскую дистанцию. Есть возможность потренироваться заодно и в
метании ножа на бегу. Мысленно выхватываем, примеряемся в шею и швыряем со всей
силы. Ничего кроме убойного поражения на таком расстоянии не отработаешь. Вылавливаем
клинок в воздухе и снова вколачиваем в цель. Однако еще через пару бросков
оставляем занятие. Слегка все-таки сбивает дыханье, а кто знает, может, у
дакота в этом ритме и марафоны принято проходить.
Наш индеец делает полуприставной шаг вправо,
отталкивается на развороте и с разгону одолевает левый склон помельчавшей
балки. Повторяем маневр и выносимся за ним на поверхность. Скакучий Козел уже
сигает, оказывается, в соседний овраг. Еще чуть, и мы бы не заметили, в каком
месте. Запрыгиваем следом и сокращаем дистанцию до совсем уж неприличной,
оставив лишь место для экстренного торможения, на тот случай если у клиента
сдадут нервы, и он плюнет на геополитические соображения. Но Чингачгук даже
ухом не ведет, знай себе перебирает ногами.
В верховьях опять перескакиваем в другой отросток
овражьей сети. Потом снова и снова. Затем еще не раз и не два. Подходящие
наречия исчерпываются, а перескакиваниям не видно конца. Ежели сложить все
проделанные по пути повороты, вырисуется, похоже, общее направление на юго-юго-восток.
Но на большом расстоянии и пяти упущенных из виду градусов с лихвой хватит,
чтобы на возврате к пункту отправления безнадежно промахнуться. Теряться нам
точно не стоит. Можно, конечно, будет просто спуститься по оврагу, любой из них
вроде должен в конце концов выводить в водосборную котловину, но знающий, где
спрямить дорогу, Хитрый Гусь заведомо нас опередит. В неспешную перевалку вернется
в стойбище и в кругу гогочущих соплеменников у вечернего костра примется
показывать в лицах, как обвел бледнолицего вокруг поднятого среднего пальца.
Больно длинные фразы стали получаться. Темп надо
держать, а не рефлектировать. Тем более что Неугомонный Лось вдруг взялся его наращивать,
одновременно меняя направление на сугубо восточное, поперек водоносной системы.
Так что дальше движемся в рваном ритме. Проламываемся по кустам от одной балки
до другой, затем с разбегу ухаем вниз. Набираем на спуске ход и по инерции
взмываем на противоположный склон. Перепрыгивать даже достаточно узкие не самая
удачная мысль, если и не споткнешься, скорость все равно потеряешь.
Через каких-то полчаса Хриплый Шакал начинает, похоже,
сдавать, уже огибает густые заросли по краешку, притормаживает перед обрывами,
выбирая, куда прыгнуть, а потом и вовсе обмишуривается. В очередном овраге ему
не хватает недобранной инерции, он замирает почти у самого гребня, наклоняется
вперед, видимо, намереваясь привлечь к процессу руки, но оскальзывается на глинистой
осыпи и скатывается на дно. На ноги, правда, поднимается еще на ходу, но после
этого, даже не отряхнувшись, поворачивается и бредет вниз по ложу. Получается,
восвояси.
И
величания своего отпадоша…
Так и следуем, он понуро, а мы гоголем.
В одном пологом месте перекочевываем в соседнюю балку,
потом еще в одну и через полтора часа достигаем изрезанной дельты. Попетляв меж
крутобоких бугров, выбираемся в водосборную чашу, заворачиваем влево,
спускаемся в нижнюю котловину и выходим на площадку с сигнальным костром. Наступивший
на собственные же грабли индеец садится на валун, упирает рядом свой дротик и застывает
с отрешенным лицом, неподвижный взгляд устремлен поверх деревьев в сторону
западного окоема. Ну как есть Чингачгук.
В предвечерней тишине звучит чистый и чуть печальный
перелив оповещающих колокольчиков.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
3.
Выносливость 4
ЗДОРОВЬЕ:
94 хита
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 3.666(6).
Ситуационное соответствие: 1.222(2)
Все чудеса проявленной за последнее время
наблюдательности опять впустую.
Зато никто не скажет, что Брайана можно сбросить с
хвоста.
А включать восприятие придется, видимо, еще сегодня.
Чингачгук нас в стойбище не поведет. Это у него на лбу выгравировано. Сдохнет,
но с места не тронется. Пока мы не покинем края окончательно.
Кстати, как ему удалось нас учуять с самого начала?
Вроде ни разу не оглядывался, ни через правое, ни даже через левое плечо. Не
иначе как срисовал еще на подступах, когда мы крались от ствола к стволу по
гребню. И скорее всего, находясь при этом на одном уровне, где-нибудь вон там,
на крутом левом обрыве. Прав был, похоже, вихрастый, должен поблизости иметься
удобный оттуда спуск.
Оставляем площадку и поднимаемся в горловину,
придерживаясь подножия левого ската. Вот и сдвоенная елочка, за которой мы в
первый раз углядели шкурастого. А где же следы в округе? Ни тебе обломанных
ветвей на соседнем кусту, ни фольги от жвачки, ни выкорябаных букв на стволе: «Здеся
был Чинг». Верно, совсем дикий.
Стоп, а это у нас что? Приседаем. К удлиненному листу
конского щавеля прилипла маленькая дольчатая тыковка. А ведь косточка от
боярышника! В свежеобглоданном виде. Оглядываемся. В пределах прямой видимости
даже близкородственного шиповника не просматривается. Сорвал ягоду, выходит,
где-то в другом месте. Потом долго перекатывал во рту, растягивая занятие. Сосредоточившись
на наблюдении, придавил посильней, чтоб не отвлекала. Перед тем как двинуться
дальше, машинально выплюнул остатки.
Подняв взгляд, следуем дальше. Спуститься, конечно,
есть где, но склон на всем протяжении сильно сыпуч, и проделать это совсем
бесследно не удастся. Только на излете сужения замечаем не то чтобы тропку, но
череду выпирающих из крутого ската камней, которые сами просятся использовать их
в качестве ступеней. Так и поступаем.
Первым делом наверху в глаза бросается боярышниковый
островок почти у кромки обрыва. Правим в ту сторону. Наблюдательный пункт
устроен со всем удобством, даже крепкое еще бревно прямо на опушке лежит. Причем
повдоль. Хошь сверху восседай, хошь за ним залегай в засаде. Для того туда и
несколько охапок травостоя кинуто. А под деревьями и шалашик прячется на случай
сильного ливня.
Присаживаемся на бревно. Так и есть, вся долина до
самых своих низовьев как на ладони. Перебираемся за него и аккуратно выставляем
глаз над верхним краем. Взгляд утыкается в противоположный гребень. Вон к тому
дубу мы прижимались щекой, затаясь в долгом ожидании. Подавляем желание
досадливо крякнуть и приближаемся к краю обрыва.
Чингачгук на площадке продолжает изображать памятник
самому себе.
– Ого-го-го-го! – разносится крик Брайана над долиной.
– Го-го-го-го! – отвечает эхо.
Чингачгук, кажется, скашивает взгляд.
На всякий случай Брайан прыгает на месте, размахивая вперекрест
обеими руками.
Чингачгук отворачивается. Плевать ему на нас и на то,
найдем ли мы стойбище. Главное, не он за собой чужака привел.
Правильно, Чинг, нет тут твоей вины. А в тягании с
Брайаном, коли уж угораздило ввязаться, самое умное вовремя в сторонку отойти,
чтоб поменьше народ смешить.
Описываем полукруг по кустам. С какого тут боку к
наблюдательному пункту подходят чаще? Верно, с дальнего. Вглубь зарослей
змеится и вполне различимая тропинка, видать, не один год местечком пользуются.
Тропа полегоньку уклоняется вправо, в постепенное понижение
рельефа. Воздух заметно сыреет. Закатное солнце, золотящее верхушки, уже не
достигает подножия дерев. Надо поторапливаться, ночной лес не самое удобное
место для поисков.
Чу! никак что-то журчит? Будто бы ручей, да не
простой, а горный.
Действительно, дно распадка выстлано какой-то твердой
породой, в которой упорная вода проточила себе глубокую извилистую щель. Сколько
же лет крохотному ручейку надо для этого стараться? Или он знавал и более
изобильные времена?
Тропа пропадает на левом берегу, а на правом не
появляется. Следовать, впрочем, удобно и по скальному ложу. Отдельно лежащих
камней вроде бы нет, так что опасность оступиться даже в сгустившихся сумерках невелика.
Склоны распадка мало-помалу крутеют и сдвигаются. И как ни странно, верхние их
кромки возносятся все выше и выше.
Вот тебе раз! Заворачиваем вправо и обнаруживаем почти
перед самым лицом сплошную чуть ли не отвесную стену. Тупик, однако. А как же
ручей? Ощупываем скос, никаких тебе расщелин. Вода, оказывается, выбивается прямо
из подножия скалы.
Что-то тут не так. Но в наступившей темноте,
разбавленной лишь светом звезд, разобраться в геологическом феномене трудно. Где,
кстати, луна? Почему отлынивает?
Делается слегка не по себе. Словно невзначай, касаемся
рукояток обоих ножей, какой из них удобнее лежать в ладони?
Впрочем, не стоит перебарщивать. Поднимаемся, проводя
попутно руками по карманам. Вот оно, ведьмино зелье, похоже, приспело его
время. Вытаскиваем пузырек, отковыриваем пластмассовую пробочку, взбалтываем и
решительно употребляем внутрь. Вкус у него именно тот, каковой сам по себе и
предполагался. Нас передергивает сверху донизу. Только не надо резко выдыхать, как
бы оно не устремилось следом. Совсем не к месту вспоминается топологическая
аксиома про то, что через точку прокола любой тор можно вывернуть наизнанку. Ладно,
не умничай, Брайан.
На душе залегает тяжесть, но в глазах проясняется. Пейзаж
подсвечивается слегка зеленоватым. Темное начинает проступать на темном. Оказывается,
в нем достаточно оттенков, чтобы при наложении не сливаться. Какое-то странное
впечатление производит мир, в котором видно и без наличия света. Хотя, может, и
не сам мир, а лишь наше в нем присутствие. Словно мы уже и не от него. С
другой, так сказать, стороны.
От пограничных размышлений отвлекают колокольчики
навигатора.
ЛИЧНОСТЬ
ЗДОРОВЬЕ:
95 хитов
ОСОБЕННОСТИ:
ночное зрение
Хорошо бы глаза в темноте не стали светиться. А то это
вроде как чересчур…
Отодвигаемся на пару шагов и задираем голову. Боковые
откосы ущелья практически отвесны, и взойти на них без специального на то снаряжения,
видимо, не получится. А вот перегораживающая стена достаточно уступчива. В
обоих смыслах. И ногу есть куда пристроить, и сильно противодействовать она явно
не будет.
Значит, вперед!
Треть подъема одолеваем без помощи рук, исключительно
за счет разгона и умения держать равновесие. Дальше, правда, приходится уже карабкаться.
Но не особенно долго. Уцепляемся за шершавый обломок скалы и вылезаем на
верхний край. Который скорее гребень.
Продолжающееся дальше ущелье слегка расширяется, дно
его заполнено водой, подступающей к самому подножию крутых склонов. Другого
берега не видно, потому что теснина заворачивает вправо.
Каменоломни, случается, ведут свое происхождение от
заброшенных рудников. И коли так, перед нами, вполне возможно, остатки одного
из старых хвостовых отвалов, а то, на чем мы стоим, выходит, хорошо сработанная
насыпная дамба.
Перемычка по уровню сильно не дотягивает до верхних
кромок ущелья, так что на них не переберешься.
Плюнув напоследок в искусственное горное озеро, спускаемся
обратно. Это не тот путь, которым наблюдатели возвращаются в стойбище.
Устремляемся вниз по распадку.
Когда боковые скаты становятся достаточно пологими,
лезем на левый.
Поднявшись на лесистый гребень, оглядываем доступное.
Из-за деревьев можно заметить лишь то, что на западе небо слегка синее. Но это
ведь от закатившегося солнца, а не от далеких костров.
Втягиваем носом ночной воздух. Но мы с наветренной
стороны, а принюхиваться против ветра что толку?
Настораживаем ухо. Скучающего собачьего перелая не
слышно, да охотничьи псы попусту, наверное, и не брешут.
Что там еще перцепцию обеспечивает? Осязание и вкус.
Пощупать и попробовать на зуб. Действенные методы, но на расстоянии трудно применимые.
Остается главное чувство поисковика – интуиция.
Посему без дальнейших раздумий двигаем на север, но не
прямо, а через восток.
Пересекаем отрог и ныряем в соседний распадок.
Осматриваемся. Сначала с открытыми глазами, потом с
закрытыми. Чутко притопываем.
Не то.
Перебираемся в следующий.
Повторяем исследование.
Опять не то.
В четвертом распадке задерживаемся на дольше.
Неуверенно поднимаемся до первого поворота.
Нет, показалось.
В пятом, по одному лишь рельефу сразу же понимаем, вот
оно. Дорога из бывших рудников выходила именно здесь. Такое ни с чем не
перепутаешь. Профиль, он и через столетия профиль.
В подтверждение срабатывает навигатор, мелодично оповещая
о свершившемся изменении.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
5.
Восприятие 4
ЗДОРОВЬЕ:
97 хитов
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 3.777(7).
Ситуационное соответствие: 1.259(259)
Можно было, наверное, обойтись и без бегания за Лукавым
Куропатом по оврагам, но, с другой стороны, отчего ж не размяться, когда
предлагают?
Да и интуицию надо ведь еще пробудить, не все же время
она бодрствует в полной готовности.
Она у нас дама утонченная, изнеженная, разве что не
ленивая. Склонная поваляться в праздности, похихикать, глядючи, как прочее
простонародье чувств упирается по-черному. И раньше, чем остальные свесят набок
языки, подключиться ее не допросишься. Не желает она, видите ли, в общую телегу
впрягаться. Свои у нее методы, особенные, другим не очень-то и понятные.
Но мы знаем, как с кочевряжливыми обходиться.
Потому и не сидим впотьмах, а целеустремленно движемся
вперед.
В данный момент по распадку.
И его широкое ложе ведет нас в верховья.
От дороги собственно осталась лишь характерная
приподнятость полотна с плотно утрамбованным насыпным покрытием, на котором до
сих пор травы селятся неохотно.
Куда, кстати, везли отсюда все нарытое, а потом и
наломанное? В той долине, по которой мы поднимались за вихрастым, следов дороги
нет. На выходе из распадка она, видать, заворачивает в другом направлении, дальше
в холмы.
Боковые гребни опять начинают возноситься выше и выше,
а склоны делаются все круче, постепенно превращаясь в откосы.
Из-под осторожной ноги стремительно вышуршивает
длинное извивающееся тело и, размашисто загребая лапами, прытко прет прямо по
осыпи вверх. Хвост потеряешь, дура!
Судя по размерам, эта ящерица тут с эпохи матриархата.
С перепугу могла ведь и броситься. С мозгами-то у них
действительно не шибко.
А не грянуть ли нам дурачкову запевку? Для прелиминарной
острастки.
Ну и для поддержания духа. А то вроде как опять тянет
поежиться.
Но предполагаемое стойбище все ближе, ночь глубже,
спится, наверное, слаще, и подбирающиеся к дому крики в таких случаях, как
правило, не возбуждают в кондовых хозяйских душах доброжелательности. А мы ведь
именно в гости идем, пусть и без приглашения.
Заканчивающийся пологий поворот открывает вид на
дальнюю часть ущелья, перегороженного в самом узком месте высоченной баррикадой
из наваленных друг на друга камней. В оставленный посредине проход можно
протиснуться лишь по одному, да и то боком. Что называется, не размахнешься. А
если еще при этом навстречу примутся тыкать копьем в лицо, то желание рваться
вперед очень быстро угаснет.
Со штурмом тут голимый но пассаран.
Копьеносцев не видно, но, наверняка, окрестности под
приглядом.
Отступаем назад за поворот и двигаем обратно, пока что
не солоно хлебавши.
Как только откосы превращаются снова в склоны, лезем
на правый. Выискиваем на гребне сосенку потолще и устраиваемся с обратной
стороны в углублении между корней, прямо на хвойной подстилке. Завернувшись в
куртку, отключаемся.
Утро мудренее.
Особенно когда канунный вечер выдался мудреным.
Комментариев нет :
Отправить комментарий