Пробуждает нас солнце, поднявшееся достаточно высоко
для того, чтоб высветить сосенные корневища уже прямыми лучами.
Нехорошо, Брайан. Кто рано встает…
Придется, видимо, нам с тобой сегодня обходиться без
подачек.
Выдыхаем остатки сна и вбираем в себя энергию
ближайшей к планете звезды.
Правильно, мы сами кому хошь подадим. Если, конечно,
на деле захочем. То есть, захотим. Выражаясь штилем, буде таковое желание
возыметь соизволим.
Ну-ну, давай-ка без перехлестов. Гордяк с утра обычно
к облому.
Спускаемся по склону, потом поднимаемся по ложу
распадка.
В природе тихо, не сказать, настороженно.
Относим это за счет традиционного начала действия.
Герой вышел на сцену, в зале перестали обсуждать свое, поерзали и замерли. Ждут.
Не отчебучит ли он чего с ходу?
С ходу не отчебучит, у нас тут не скетч. Эпическая
поэма. Правда, без списка кораблей. Плыть пока некуда.
Жуя сорванную по пути травинку, появляемся из-за поворота
и неспешным шагом направляемся к завалу.
Над ущельем повисает длинный свист. Из прохода
выбираются двое стражников с копьями, на верхние камни высыпают еще четверо с
дротиками. Острия не то чтобы уже нацелены, но и в сторону не глядят.
Вся стойбищенская охрана без исключения одета только
снизу, причем, большей частью не до конца. Обувкой форсят лишь копьеносцы. Дротикометатели,
видать, рангом еще не вышли.
Правый привратный гвардеец, распространяя шкурный дух,
выдвигается чуть вперед и без околичностей интересуется:
– Чего надо?
И начинает заговорщицки подмигивать.
Но вряд ли из желания предупредить, видимо, это просто
тик.
Брайан отводит взгляд и скользит им по окоему.
– Да вот, записаться к вам хочу.
Привратник на пару секунд застывает, затем принимается
семафорить глазом с удвоенным пылом.
– Записаться? Грамотный что ли? Писарей нам не треба,
жалобы строчить некуда.
– Ну, вступить в ряды, – меняет Брайан формулировку.
Сосредоточившись на скоростной морзянке, правый гард
отключается от беседы. Вместо него назидательное слово берет левый, с
шевелящимся хрящеватым носом.
– Вступают в коровью лепеху. Ненароком.
– Тогда стать вашим членом, – пробует Брайан.
– Да мы сами с усами, – взгагатывают наверху, – своими
силами управимся.
– Слушай, – восклицает включившийся вдруг правый, – а
может, он на испытание приперся? Чего-то такое говорилось. Ну-кась покличьте
Шмыгу.
Верхние, поворотясь назад, начинают размахивать руками
и выкликать искомого по имени, сначала вразнобой, потом, подстроившись друг к
другу, хором.
Минут через десять из прохода выныривает упитанный недомерок
с выпученными от старания глазами.
– Позови-ка сюда Сухорукого, – говорит ему правый гард.
– Скажи, на испытание пришли.
Недомерок разворачивается и бросается обратно.
Спустя четверть часа возвращается и задышливо
докладывает:
– Сухорукий не может, пайки делит. Велел действовать
по ритуалу.
Правый начинает чесать в затылке. Потом обращает
взгляд на левого. Тот сразу же берет быка за рога.
– Сгоняй-ка к костру, – говорит он недомерку, –
уточни, кто у нас по ритуалу?
Шмыга исчезает в проходе.
Через пятнадцать минут появляется снова и бодро
докладывает:
– Гугня!
– Чего гугня? – не сразу въезжает левый гард.
– По ритуалу у нас Гугня.
– А! – светлеет тот ликом. – Тогда зови Гугню.
На этот раз Шмыга оборачивается за двадцать минут.
– Гугня занят.
– Чем? – удивляется правый гард.
Недомерок бросается назад.
– Стой, – орет левый, – это не надо, обидится еще.
Спроси лучше, что делать?
Шмыга скрывается в проходе.
Обратно предстает лишь через двадцать пять минут и уже
не совсем бегом.
– Говорит, пусть начинают ритуал.
Возникает пауза.
По истечении оной стражники принимаются переглядываться
и перетаптываться.
– Э… – произносит раздумчиво правый гард, усиленно
подмигивая.
– Эта… – вторит левый, вовсю шевеля носом.
Но находятся не они, а один из верхних со лбом, который
язык не поворачивается назвать высоким, хотя он и занимает на лице ровно
половину.
– А с чего начинать?
Нижние недовольно косятся, но ситуация вынуждает,
попустительствуя вылезанию поперед, согласиться, что вопрос в самую точку.
Правый дает отмашку недомерку:
– Разузнай.
Левый добавляет уже в спину:
– И поподробнее.
На исходе
получаса Шмыга возвращается чуть ли не шагом, но с обстоятельным посланием от
Гугни:
– Начинать с загадок. Которые на прошлой неделе
заучивали. Загадывать в таком порядке: Дергун, Носач, Умник. Если кто чего перепутает,
Сухорукому будет сказано, чтоб урезал пайку, для просветления памяти.
– Вот гундюк! – с чувством произносит правый гард, но
тут же спохватывается: – Этого передавать не надо.
– А чего надо? – спрашивает Шмыга, но не получает
ответа.
Левый смотрит на правого.
– Тебе первому. Помнишь?
– Летом и зимой… черт, не складно…
– Еще по одной? – неуверенно подсказывает левый.
Правый морщится:
– Да нет, там про то, что все едино…
– Я! Я знаю! – орет с баррикады долголобый. – Я и
Гугне помогал выбирать их.
Привратники слажено косятся вверх. Правый тоскливо вздыхает:
– Ладно, спускайся.
Долголобый скрывается за обрезом, затем появляется уже
из прохода. Первым делом осматривает ноги Брайана.
– Ботиночки где брал?
– Далеко, – отрезает Брайан.
– Может, отойдем? – предлагает левый гард правому, кивая
в край завала. – А то подслушает.
– Э, наверху, не спать! – рявкает тот.
Оценив уровень моментально возросшей боеготовности,
направляется к подножию откоса. Сотоварищи следуют за ним.
Репетиция не затягивается на очень уж долго, учитывая
состав труппы.
Со стороны хорошо видно, как увлекшийся долголобый пытается
дирижировать процессом. Старшие привратники уклоняются от взмахов рук, не забывая
периодически наступать ему своими чунями на босые пальцы.
Через полчаса исполнители возвращаются на основную
сцену.
Премьера запускается без трех звонков.
Правый гард набирает в грудь воздуха и начинает:
– Зимой и летом одним цветом, кто это?
– Кто, говоришь? – усмехается Брайан. – Конечно, конь.
Правый подмигивает обоими глазами, потом
поворачивается к левому. Левый шевелит носом и переводит взор на долголобого.
Тот расправляет плечи:
– Это с какого такого конь?
– А с какого такого не конь? – легко отражает Брайан
выпад и, не давая противнику опомниться, устремляется в свою атаку: – Где ж ты
видал, чтобы кони цвет меняли?
Долголобый морщит верхнюю часть лица и принимается
искать достойный ответ.
Застоявшийся без дела Брайан переходит к добиванию.
– Конь не заяц, шубы у него нет, скидывать по весне нечего.
Да и прятаться ему не от кого. Верно я говорю, мужики?
Старшие привратники молчат, но, похоже, не от
несогласия, просто не привыкли к резким поворотам. Наконец, левый бросает
вопросительный взгляд на правого. Тот пожимает плечами.
– Ну, получается, моя очередь, – произносит левый,
решительно поводя носом. – Не лает, не кусает, а в дом не пускает. Кто это?
– Опять конь, – отвечает Брайан без раздумий.
– Подожди, – начинает суетиться левый. – Не лает, не кусает,
ладно. Но почему не пускает?
– А ты пробовал войти в дом, когда в дверях конь
стоит, да еще задом?
Левый смущенно чешет в затылке:
– Ну, коли задом, пожалуй, и лягнет.
– То-то и оно! – хвалит его Брайан за
сообразительность.
– А чего это конь на крыльце делает? – раздается подчеркнуто
насмешливый голос долголобого.
– За овсом пришел, по-другому не допросишься, –
отвечает Брайан, не поворачивая головы, и быстрыми точными мазками завершает
картину: – Внутрь не лезет, следить не хочет. Стоит себе в дверях, поматывает
хвостом да ржет потихоньку. Ждет, когда же в хозяине совесть проснется.
Картина производит впечатление.
– Хватит умничать! – рявкает на долголобого правый
гард. – Доставай ужо свою.
– Хорошо, – смиряется тот, – но предупреждаю заранее,
у меня она совсем другого склада.
– Давай-давай, – подбадривает его левый, – предупреждун
складенный…
Долголобый вылезает вперед и, хитро сощурившись,
начинает:
– Не сеют, не сажают, а сами вырастают…
– В конюшне? – уточняет Брайан, не дослушав вопроса.
– Почему? – тормозит тот. – В любом месте.
– Это точно, – вздыхает правый гард, – где придется.
– А потом мамку впрягут в телегу, – подхватывает
левый, – а он весь день за ней бегает, выискивает момент, чтоб молочка
пососать.
Лиц стражников касается своим крылом печаль.
В наступившей тишине слышно, как Шмыга шмыгает носом.
– Да не может быть, – вскрикивает вдруг долголобый, –
чтоб, куда ни кинь, всюду конь!
– Уверен? – переспрашивает Брайан. – Тогда я свою
загадаю. Никто не против?
Возражающих не обнаруживается. Правый гард машет
рукой: чего уж сейчас.
Выдержав паузу, Брайан повышает голос:
– Кто над нами вверх ногами?
Собравшиеся искоса взглядывают в небо, кое-кто как бы невзначай
делает шаг в сторону.
Левый гард подводит черту:
– Точно, теперь ночь напролет кошмары будут мучить. А
все из-за тебя, складун предупредучий. Пошел наверх!
Долголобый скрывается в проходе, затем появляется на
гребне и пристраивается там с самого краешку.
Правый оглядывает ряды и натыкается на Шмыгу, которого
тоже можно послать. Он так и поступает:
– Вали доложи Гугне, что загадки кончились. Пусть сам
голову ломает, чем дальше заняться.
Шмыга послушно сваливает.
Молча ждем. Смотрим друг на друга. Охранники сообща на
одного Брайана, Брайан на всех разом.
Отдохнувший за время конского парада Шмыга оборачивается
чуть ли не за десять минут.
– Гугня позже подойдет. Велел к заданиям переходить.
– Как это позже? – не сдерживается правый гард.
– Не знаю, – Шмыга отводит честные глаза, – с шаманом
они там о чем-то спорят.
Левый находит вопрос по существу:
– А задания-то какие?
– Самим, сказал, придумать. Чего, говорит, кому надо, пускай
то и задает.
Проворней всех реагирует пришедший в себя долголобый.
– Мне ботинки надо, – заявляет он с высоты. – И как
раз на толстой подошве.
Брайан тщательно замеряет его взглядом, затем
приступает к осаживанию:
– Это не задание, а мздоимство. Вернее, мародерство,
учитывая, что снять с меня что-либо можно только с мертвого. Ты хорошо подумал?
До такой ли степени тебе их надо?
Долголобый отворачивается. Похоже, не до такой.
Но опять находится раньше остальных.
– Тогда пусть ящерицу уберет.
Левый гард смотрит на правого. Тот фыркает и пожимает
плечами. Левый разводит руками:
– Ну…
Долголобый приосанивается и объявляет:
– Задание первое: убрать мерзкую ящерицу.
– Что за ящерица? – переспрашивает Брайан.
Долголобый передергивается.
– Двухвостая. Как увижу, с души воротит.
– Действительно, два хвоста?
– Еще хуже, он у нее раздвоенный на конце. –
Долголобый брезгливо надувается. – Тут вообще сплошные уроды.
– Особенно один, – подсказывает правый гард. –
Которого пора, похоже, снова учить.
– Да я не о присутствующих, – спохватывается
долголобый.
– А я как раз о тебе.
– Ладно, мужики, давай ближе к делу. Где она водится?
– Да вон, на том уступе, – долголобый кивает на левый склон.
– Снизу ее никак, очень уж осторожная. Даже когда на камне греется, только
хвост видно.
Карниз, проходящий на высоте метров четырех, выглядит
неприступным. По всему отвесному подножию ни выбоины, ни щели. Ни краешек
подошвы пристроить, ни даже пальцами зацепиться.
С другой стороны, четыре метра не четырнадцать. Всего-то
два роста. Если встать на цыпочки и вытянуть руки.
Брайан поворачивается к долголобому:
– Поди-ка сюда.
– Это еще зачем? – подозрительно вскидывается тот.
– Подсобишь немного.
– Почему я?
– Ты задание придумал или не ты?
Брайан переводит взгляд на левого.
– Он, он, – злорадно подтверждает гард.
Долголобый с недовольными бормотаниями спускается с
баррикады, затем появляется из прохода.
– И чего делать?
– Да почти ничего, – успокаивает его Брайан. – Присядь
на корточки у откоса, вон там. Да не спиной, так не сдюжишь.
Долголобый разворачивается.
Брайан приближается, примеряется и влезает ему на
плечи, как в седло.
– Так. Теперь упираемся руками в стену и потихонечку
встаем. Давай-давай! Или попросить, чтобы тебя копьем в зад ткнули?
Долголобый кряхтит, но все же поднимается.
– Нормально, – оценивает Брайан ситуацию. – Теперь моя
очередь.
Немного поерзав, выбирается из седла и взгромождается
долголобому ногами на плечи. Затем, перебирая ладонями по откосу, выпрямляется
во весь рост.
Пальцы до предела вытянутой левой руки нащупывают
срез. Но на одной руке не вымахнешь, а правая в своем краю до опоры почему-то не
достает. Ладно, есть еще запас.
Брайан ставит левую ногу на вершину долгого лба и подтягивается
на одной левой, посылая правую в разведку. Та, наконец, плотно, всей ладонью,
обхватывает шершавый выступ на карнизе.
Пошел!
Брайан с силой отталкивается левой ногой, вытягиваясь
в струнку, фиксирует вес тела на правой руке и забрасывает левую дальше и чуть
шире. Та, в свою очередь, находит удобную выбоину уже на самом уступе.
Остается лишь подтянуться, скребя носками башмаков по
откосу, забросить одну ногу и перевалиться на карниз.
Спокойно полежать не получается, потому что почти перед
носом вызывающе шевелится темно-коричневый раздвоенный хвост об трети метра
длиной.
Хлоп! Метнувшаяся ладонь с размаху прижимает его к
поверхности. Прочие части тела дергаются, отрываются и разлаписто несутся по
неровностям скалистого уступа.
Без оглядки и, кажется, сломя голову. В дальнем конце
карниза все это дело вместе с каменистым крошевом рушится вниз.
Чего ж так убиваться? Новый бы вырос, уже треххвостый.
На радость долголобому.
Где он там, кстати?
Стоит у стены, послушно ждет, поскольку другой команды
не было.
– Ну-ка, – окликает его Брайан, – глянь! Оно?
И бросает хвост в подставленные руки.
– Бе! – немедленно доносится снизу. – Бэ! Буэ!
Он что, все подножие решил заминировать? Как же теперь
спускаться? Придется искать другое место. Следуем по пути, прочертанному бывшей
хвостоносицей. Немного не доходя до обвального финала, обнаруживаем небольшое
понижение уступа с удобной закраиной. Уцепляемся, повисаем на руках и, слегка
оттолкнувшись ногами от склона, прыгаем с разворотом. Приземляемся и с
полуприседа переходим в кульбит через левое плечо. Символически отряхиваем штаны
и возвращаемся к баррикаде.
– Ну как? – интересуемся, приблизившись.
– Здорово! – отвечает правый гард.
– Теперь он три дня точно есть не станет, – добавляет
левый.
– Будем считать первое задание выполненным, – подводит
итог Брайан. – Излагайте второе.
Правый с левым переглядываются, согласно поджимают
губы и морщат лбы.
– Давай ты, – решает правый. – Мне еще подумать треба.
Левый щурится и скребет в виске. Наконец, начинает:
– Да, в общем, оно у меня тоже дурацкое…
– Не боись, Умника все равно не переплюнешь.
– Ну вот, – говорит левый гард, – птицы.
– Чего птицы? – недопонимает правый.
– Чего-чего, гадют на подлете! – прорывает левого. –
До твоей стороны, может, и не достают, а на меня то и дело попадает. Да и
сожрут кого, кости вниз бросают, и тоже не промахиваются. Стой тут и косись
постоянно, как бы не зацепили.
– Ну, не знаю, – пожимает плечами правый гард, –
птицы, они и есть птицы, как же им не гадить?
– Хорошо тебе с того края смеяться, а у меня уже скоро
шея скривится!
Не расположенный к отвлеченным темам Брайан прерывает затягивающийся
спор:
– О каких птицах-то речь?
Левый тут же оборачивается.
– Вон видишь на верхушке склона раздвоенный пик? Прямо
под ним и гнездуются. Где-то в углублении, снизу не усмотришь. Возле гнезда они
мусорить не хотят, вылезут на край уступа и швыряют подальше. Долетает в
аккурат досюда.
– Экие зловредные у вас соседи, – сочувствует Брайан.
– Я и говорю, специально метят, никакого спасу от них.
– Но будь ты трижды орлом из орлов, – наставительно
произносит Брайан, – а и на тебя укорот сыщется.
И поднимает с земли обломок камня.
Подкидывает на ладони. Тяжеловат, пожалуй.
Подбирает другой, потом еще один.
Прохаживается перед завалом, поглядывая на склон.
Найдя самую подходящую точку, останавливается.
Примеряется, затем с резкого, веретенообразного, разворота на месте посылает
камень вверх.
Прочертив параболу, тот ударяется прямо в острие правого
пика с внутренней его стороны. Вкупе с выбитыми осколками сыпется в пиковую
седловину и, увлекая за собой сопутствующее крошево, лавинообразно выкатывается
на уступ. Оттуда раздается заполошный клекот, в воздух взлетают три птицы, одна
другой крупнее, разметанная туча хвороста и каменистая шрапнель. За исключением
взорливших пернатых, все поднятое рушится вниз, судя по траектории точно на
баррикаду.
– В укрытие! – зычно командует правый гард, и
охранники проворно запрыгивают в узкий проход.
Брайан, наоборот, отбегает подальше.
Град обломков накрывает сторожевой завал, замысловато
киксуя и рикошетя при падении. Непечатные выкрики из прохода навеивают мысль,
что при атаке с воздуха убежище из него никудышное.
Когда стихает осколочный дождь, за дело берутся
пернатые. Двое самых крупных заваливаются в пике, выравниваются над баррикадой
и на бреющем полете проносятся вдоль узкой щели, поливая укрывшихся жидким
пометом.
Совершив два полновесных захода, остаются в вышине,
наблюдая, как их действия старательно повторяет меньшой.
Правильно, хороший повод освоить родовую тактику.
После чего всем семейством исчезают за обрезом правого
склона, возможно, чтобы нагулять новый боезапас.
– Все, мужики, – весело объявляет Брайан, – вылазь!
Отбой тревоги.
Опасливо покашиваясь в небо, из прохода показываются
стражники, прихрамывая, потираясь и отряхиваясь.
Больше всех, похоже, досталось левому привратнику.
Отряхнуться у него никак не получается, надо, видимо, отмываться.
Опять же верно, заварил кашу – хлебай в три горла.
– Ну и методы у тебя, – бормочет он, подозрительно шевеля
носом.
– Есть проблема, – Брайан выворачивает ладони вверх, –
нет проблемы.
Следом появляется правый. Он пострадал заметно меньше,
всего лишь шальным камнем раскровянило губу.
– Теперь я уже и не знаю, – говорит он, вовсю
подмигивая, – чье задание умнее.
– Ты свое сначала придумай! – огрызается левый.
– А я тем и занимался, – продолжает веселиться правый,
– пока нас с твоей подачи дерьмом закидывали.
– Вот и излагай.
– Вот и излагаю.
Выпятив грудь, правый ведет взглядом по полукругу и
натыкается на стражников, переминающихся с одной босой ноги на другую перед
завалом.
– А вы чего повысыпали? Ну-ка на место!
Те гуськом втягиваются в проход, затем вылезают на
бруствер с обратной стороны.
Оценив расположение, правый возвращается к начатому.
– Так вот. Тут у нас пониже в долине камень есть.
Может, видал, когда шел?
– Не помню.
– Ну, не просмотришь, заметный. А рядом с ним тропка.
И примерно в полдень с одного склона на другой пробегает кабан. Каждый день. С диким
визгом и хрюком, будто его уже режут. Даже здесь слышно. И все время в одну
сторону, с моего края на тот. В обратную ни разу не было, назад где-то в другом
месте перебирается. Зачем ему это нужно, я не знаю.
– Да выдрючивается просто, – фыркает левый. – Потому
как скотина.
– У меня, – правый быстро выставляет поднятые ладони, –
претензий к нему никаких. Пусть бы развлекался, коли настроение хорошее. Но
ведь мясо… И какое! Совсем не то, которым нас кормят. Смекаешь, куда речь?
– Дротиком пробовали?
– Естественно, первым же делом. Все впустую. Он хоть в
одно время выбегает, но каждый раз неожиданно. И с таким ревом, что рука
сбивается.
Брайан скребет в затылке одним ногтем.
– Ладно, веревку надо, подлинее.
– Заарканить думаешь? Пытались, дохлый номер. Бежит он
с опущенной мордой.
– Наугад? – уточняет Брайан.
– Ну да, не глядя. Изучил уже дорогу.
– Это хорошо. И пару бойцов мне. Из тех, что поплоше.
– Как скажешь, – соглашается правый и обращает лицо к
баррикаде. – Э, бечеву сюда. Тебе, тебе говорю, нечего пучиться.
Лупоглазый страж на левом фланге вздрагивает, падает
на колени и начинает шарить под ближним камнем. Затем вскакивает и поднимает в
руке веревочную петлю со свернутым в кольца хвостом.
– Я сказал сюда, – напоминает старший привратник.
Пучеглазый отшатывается и во весь рост валится назад. Чудом
там не убившись, выныривает из прохода и протягивает веревку.
Брайан забирает ее и вешает на плечо.
– Как тебе боец? – спрашивает правый гард.
– В самый раз. Но еще одного надо.
– Может, Умника возьмешь? – предлагает левый.
– Да он вроде занят.
– Э! – повышает голос правый. – Ты долго там еще
будешь стену заблевывать?
– Бу-буэ! – изыскивает Умник скрытые резервы организма.
– Да-а, – тянет задумчиво левый, – это такое дело, что
отвлекать себе дороже.
– Одного не понимаю, – добавляет правый, – как он
ухитрился столько сожрать?
– Тихушничал, видно, – предполагает левый.
– Мужики, – прерывает философские размышления Брайан, –
вы еще про «не в коня корм» вспомните.
– В смысле?
– В смысле, уж полдень близится.
– Верно, – спохватывается правый гард и гаркает: –
Гусак!
Правофланговый стражник вытягивает длинную шею и
согласно поименованию откликается:
– Га?
– Подь сюды, говорю!
Гакнув еще разок, тот спускается с баррикады и
вышагивает из прохода, высоко задирая ноги и покачивая в такт верхней частью
тела.
Не тратя времени на объяснения, Брайан бросает уже
через плечо:
– За мной!
И устремляется вниз по ущелью.
Откосы мало-помалу становятся положе и постепенно переходят
в каменистые скаты, поросшие редким корявым хвойняком. Метров через семьдесят
за местом нашей предыдущей ночевки на левом склоне, ближе к подножию, замечаем
большой светлый камень в форме отвернувшейся конской головы.
И тут он, главный персонаж народных загадок.
Перед ним сверху вниз вьется натоптанная парными
копытами тропка.
Брайан снимает веревку с плеча и, не разворачивая, заарканивает
камень.
Отходит на нужное расстояние и вынутым ножом
отхватывает последнюю треть. Сматывает обрезок, вешает себе на шею и жестом подзывает
пучеглазого.
– Толчковая у тебя которая? Ладно, не напрягайся, лучше
прыгни. Да не в высоту, в длину. Так, левая. Теперь присядь здесь за елочкой. Не
на зад, на корточки. Правое колено на землю, левое наоборот подними. Ступню
немного вперед. Ладони разверни и упри по бокам. В одну линию с большими
пальцами. Это положение называется «с низкого старта», запомнишь? Впрочем, не
обязательно. Просто замри.
Брайан опускается рядом и в районе щиколотки привязывает
тройным узлом конец веревки к задней ноге изготовившегося спринтера.
– А сейчас самое главное, – подчеркивает он голосом, –
установка. Ты взрослого кабана когда-нибудь видел?
– Видел.
– На клыки внимание обратил?
– Еще бы!
– Теперь представь, догоняет он тебя и со всего маху
поддевает на них. Что будет? Правильно, спать тебе придется лишь на животе. А если
зубами вцепится? Полсиденья напрочь вырвет. Потом и все остальное. Да, подожди,
не трясись. Героя мы из тебя делать не собираемся. Как услышишь кабаний рев,
вскакивай и что есть мочи беги к завалу. Товарищи с баррикады тебя прикроют. Только
варежку не разевай и не оглядывайся. Замешкаешься, никто за твою жизнь и гроша ломаного
не даст. Все понял? Ну, молодец, молодец. Я в тебя верю.
Брайан похлопывает подопечного по плечу. Потом
поворачивается ко второму:
– А ты поднимись на склон и выломи там слегу метра на четыре.
Да не на наш, на тот. Потом приткнись где-нибудь за стволом и нишкни, пока не
позову. Насторожишь еще клиента. Ты ведь ему не товарищ? Га?
– Га! – подтверждает тот.
– Давай, лапчатый, давай.
Длинношеий ушагивает на другую сторону.
Брайан проходит вдоль лежащей на земле веревки,
тщательно присыпая ее трухой.
Оглядывает окрестности и прячется за конским бюстом.
Над полем будущего действия устанавливается тишина.
Лупоглазый чутко замирает в предстартовой готовности.
Брайан, изогнувшись за камнем, вяжет на конце своего обрезка
петельку.
С противоположного склона доносится одинокий треск
сломленной ветви.
Пора бы уже.
Сверху слышится барское чавканье, потом какая-то
удивленная утробная отрыжка, и некто, явно свинячьего рода, с нарастающим тяжелым
топотом и разудалым похрюком устремляется вниз по склону.
Но еще громче над распадком звучит визг натасканного
на рывок спринтера, который, как и учили, стартовал без замедления, но на
втором же шаге рухнул, словно подрубленный, и теперь, яростно скребя землю скрюченными
пальцами, изо всех сил ползет вперед на месте.
Кабан от неожиданности рыскает на курсе, не зная, куда
принять, чуть вправо или слегка влево. Все прочие варианты исключает набранная
инерция.
Пока он думает головой, опущенным пятаком цепляется за
натянутую лупоглазым веревку и совершает знатнейший кульбит с переворотом и приземлением
плашмя на всю спину. Пропахав не менее пяти метров, застревает в своей же
борозде.
Настает черед Брайана.
Движения его легки, точны и пластичны.
Он выскальзывает из-за бюста неизвестного коня и набрасывает
изготовленную петельку ухарю на хрюкальник, прихватывает оный семью быстрыми
обмотами, стопорит узелком и уводит веревку к передним, а затем и задним ногам,
фиксируя их попарно-намертво.
Оглядывает результат.
Болой, не болой, а посидеть на поверженном противнике
можно.
Он так и поступает.
Писанное маслом полотно непременно вошло бы в бессмертную
сокровищницу, потому как должно же и от человечества что-нибудь остаться.
Однако хватит красоваться.
Брайан поднимается и приближается к увлекшемуся спринтеру,
который, похоже, настроился переходить в стайеры. Наклоняется и похлопывает по
спине:
– Все-все, тормози, ты его уже сделал.
Затем высвистывает длинношеего с выломленной жердью. Пропустив
последнюю меж спутанных ног бывшего лихого свина, ныне пребывающего в
прострации, велит бойцам впрягаться и тащить добычу к завалу. Сам следует
обочь.
Бойцы под тяжестью шатаются и продвигаются по
извилистой. Кабан, которого активно мотает на слеге, приходит в себя и начинает
визжать сквозь зубы.
Поздно, братец, раньше нужно было мудрости набираться.
Повадилось кувшинное рыло в калашный ряд – там ему и
лежать.
За поворотом показывается баррикада. От нее тут же
отделяется фигура старшего привратника.
– Стой! – орет он, размахивая руками. – Заворачивай
обратно! Сейчас Гугня заявится, потребует, чтоб в особую кладовую несли. Нам и
хрящика не достанется. Давай в соседний распадок к ручью. Освежевать, и на
склон к нашему кострищу.
Заметно повеселевшие бойцы выписывают дугу и пускаются
в обратный путь. Правый гард напоследок гладит упитанный бок.
– Черт, три года кабанятину только издалека нюхал. Вот
удружил так удружил, – продолжает суетиться он. – А я-то каков с заданием! Не
то что некоторые. Ящерицы им двухвостые, видите ли, не по нутру, птицы
объедками кидаются. Нет бы о деле!
С баррикады доносится предупредительный свист.
Привратник оглядывается.
– Пойдем, прется ужо. Сейчас гугнить примется.
Направляемся к завалу.
– Хороший ты парень, – говорит вполголоса гард, – а
стараешься зря. Все равно он что-нибудь придумает. Не одно, так другое. Не
жалуют тут вашего брата. Еще ни разу через проход не пустили. Только я тебе
ничего не говорил, ты сам догадался. Лады?
Гугня встречает нас перед завалом.
– Чего это вы? – вопрошает он в нос.
– Задание проверяли, – честно отвечает старший
привратник.
– Ну и как?
– Опять справился. А оно последнее было.
– Значит, я вовремя, – надувается Гугня. – Ну и что
тебе еще подкинуть?
Брайан пожимает плечами, дескать, все едино.
– А, вот, шаман поминал, бражник ему нужон, для
вдохновения. Знаешь, кто такой бражник?
– Чешуекрылый, однако.
Гугня настораживается:
– Дошлый что ли?
– Дошлый, пришлый, ушлый, – усмехается Брайан. – Стихи
какие-то.
И в самом деле, целая поэма в одной строке.
Переводим взгляд на старшего привратника, занявшего
свое место. Тот вовсю подмигивает правым глазом. Может, и не только от тика.
Киваем и двигаем прочь.
– Но чтоб рисунок был четкий и крылья нетрепанные! –
кричит в спину Гугня.
Не оборачиваясь, делаем ручкой.
Мелодично переливаются колокольчики навигатора.
ЛИЧНОСТЬ
ЗДОРОВЬЕ:
98 хитов
НАВЫКИ/УМЕНИЯ:
общение +
Благодарить, очевидно, следует кабана.
Светлая тебе память, щетинистое рыло.
Не доходя до конского камня, лезем на правый склон и
устремляемся поперек распадков. В пятом по счету, сворачиваем опять вправо и
направляемся в верховья.
Как и в прошлый раз, утыкаемся в стену.
С разгону одолеваем треть подъема, потом карабкаемся. Выбираемся
на гребень перемычки.
Продолжающееся дальше ущелье можно пройти по левому берегу,
теснинное озеро подступает там к склону не вплотную, оставляя узкую полосу щебнистого
пляжа. Но туда нужно еще попасть. Скат старинной дамбы под нами почти отвесен и
только в самом низу переходит в крутую покатость сыпучего берега, втыкающегося
в воду под углом едва ли в сорок пять градусов.
Спускаемся на картузный козырек, придерживаясь левой
рукой за плоский скол, слегка наклоняемся, чтобы видеть откос целиком, и мысленно
прописываем маршрут. Так, крохотный уступчик там, выпирающий камешек сям. Но
начинать нисхождение, кажется, следует чуть левее. Надо выбираться обратно на
гребень.
Подтягиваемся на левой руке.
Пластина выветрившегося слоистого камня надламывается
в напряженной ладони. Пробалансировав долгую секунду, понимаем, что проекция нашего
центра тяжести не успела вернуться в пределы площади опоры. Сантиметра два-три,
но не дотянула. И это уже непоправимо. Принципиально, потому что физический
закон. Сознание слегка плывет в каком-то нирванном отрешении, снимает с себя
ответственность за происходящее и отстраняется на позицию стороннего наблюдения.
Управление берет спинной мозг.
Вместо бесплодного махания руками тело резко
разворачивается и бросается головой вниз, не дожидаясь, когда отваливающую дугу
падения отнесет чрез меры от вертикальной плоскости склона. В конце оборота
приземляется ногами на крохотный карнизик, амортизирует, сколько успевает, и
переходит во второй кувырок. На следующем уступе ухитряется еще и вцепиться
рукой в какой-то кустик, выдирает его, конечно же, с корнем, но, ныряя дальше,
теряет не менее полуметра в секунду ускорения. Где-то в середине стремительно
разматывающегося каскада напоминает о себе сознание очень уместным сожалеющим
размышлением на тему того, как классно смотрелось бы все это снятое в рапиде. Действительно,
отчего ж было загодя не расставить камеры?
Последнюю четверть склона, уже с выраженным
положительным углом и густо крытую мелким крошевом, одолеваем колобковым манером,
с разгону вкатываясь в свинцовые воды ущельного озера. Выскакиваем над
поверхностью и тут же заныриваем обратно, спасаясь от каменного града. Выждав
минуту, осторожно поднимаем голову. Все потревоженные детали пейзажа нашли себе
новое устойчивое положение и перемещаться больше вроде бы не намерены.
Выползаем на крутой берег, продолжая исподлобья
контролировать склон. Снизу он выглядит даже повнушительней, чем сверху. Метров
тридцать пять, не менее. Прямой прыжок неизбежно закончился бы переломом обеих
ног и, очень вероятно, позвоночника. Что называется, в лепешку, а то и всмятку.
Да и в нашем случае, лишний вращательный моментик в любую сторону, и порвало бы
на камнях в клочья. Не переключись сознание вовремя на созерцание, не миновать
того или иного исхода.
Везунчик ты, Брайан.
Колокольчики взыгравшего навигатора предваряют сообщение
о том, что мы не угадали.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
2.
Ловкость 4
ЗДОРОВЬЕ:
100 хитов
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 3.888(8).
Ситуационное соответствие: 1.296(296)
Но это, пожалуй, и лучше. Есть надежда, что сумеем
повторить, когда понадобится.
Высокие ботинки шнурованы плотно, и внутрь влага не
успела просочиться, а вот с остального ручьем течет. Снимаем по порядку куртку,
майку, и, не разуваясь, штаны. Выжимаем и вешаем на плечи. Загорать на этом
пляже не очень комфортно, того и гляди съедешь обратно в воду. Оскальзываясь на
осыпи, добираемся до левого продольного берега. Но и здесь не задерживаемся.
Выравниваемся и двигаем дальше.
За поворотом ущелья открывается вид на размыкающий выход
во внутреннюю котловину. Озеро заканчивается как раз перед ним. В створе проема
дымит костерок, вокруг которого расположены несколько фигур в расслабленных
позах. В нашу сторону никто, кажется, лицом не повернут. Если сейчас не
шумнуть, непременно решат, что подкрадываемся.
Чего бы насвистать в такт шагам? Собственного марша мы
до сих пор, к стыду, не сложили. Использовать мелодию, кою узурпировал
пульсирующий рогом, опасно, больно уж она завораживающа. Чего доброго вгонит в
глубокий боевой транс, а массовая резня под корень пока не в наших планах. Остается
мотивчик про драку, которую – фу! Если еще придать ему частушечную напевность,
то получиться в самый раз.
Сидящие у костра поднимают головы.
Один, в бесформенной хламиде, вскакивает, вытягивает
шею и со всех босых ног бросается к нам с нечленораздельным, но явно ликующим
ревом.
Ба! Да это же наш славный ратный товарищ, неустрашимый
змееборец, дурачина несусветная!
Широко раскидываем руки и с адекватным приветственным криком
устремляемся прямо к нему, тоже не выбирая дороги.
Встреча происходит на каменистой отмели.
С размаху троекратно обнимаемся крест-накрест, звучно
колотим друг друга по спинам, радостно гыгыкаем, потом, припомнив совместный
поход на затаившихся в Логу гадов, зловеще укаем, а напоследок, сцепив руки и
поднимая тучи брызг, исполняем ансамблем хороводный вариант знаменитой плясовой,
с добавлением брыкающихся коленец из летки-енки.
От костра на нас в полном безмолвии взирают дурачковы соплеменники
в заметно возросшем количестве.
Наконец, стоящий впереди всех седой старик, коего
изначально там точно не было, ударяет опущенным бубном по ноге и надтреснутым
голосом выкрикивает:
– Ладно, пусть вместе и испытываются!
Словно в унисон откликается навигатор.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
8.
Удача 4
ЗДОРОВЬЕ:
102 хита
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 4.
Ситуационное соответствие: 1.333(3).
Общее отношение: опасливое.
Карма: непрошенный
Все правильно, нам и должно везти, известное дело.
Старик оглядывает собравшихся, почтительно склоняющих
головы, и добавляет:
– Ведите обоих в священный чум!
Затем поворачивается и, выпрямив спину, покидает сцену.
Ряды остающихся раздаются, образуя коридор, и не
спешат его замкнуть.
Славный собрат слегка подталкивает нас плечом. Коли
просят…
Вступаем в подготовленный проход, который смыкается за
нашей спиной, и всей этой сложной многоногой фигурой движемся вперед.
Не очень долго. Минут через десять живая «U» подводит нас к полукруглой глухой
загородке, составленной из заостренных кольев, у подножия отвесной каменной
стены и заталкивает внутрь, где кособочится наспех сооруженный шалаш с двумя брошенными
охапками лапника. Узкую щель, через кою нас загнали, тут же заделывают снаружи.
Дурачина опускается на одно ложе и произносит речь:
– Ням-ням мэ-а, хры-хры угу!
Засим отворачивается и засовывает под щеку сложенные
ладони.
Где-то поодаль раздается стук топора.
Обходим забор по внутреннему периметру, не обнаружив
ни единой щели, сквозь которую можно было бы высмотреть что-либо осмысленное.
Аккуратно уцепившись меж вершинных заострений, начинаем осторожно
подтягиваться, и тут же получаем снаружи палкой по пальцам.
Вот уроды, бдят!
Топор за забором не унимается. Чего они там мастерить
взялись? Не эшафот ли для камлания с закланием?
Но навигатор только что возвестил об удаче, а
склонности к юмору у него вроде нет. Да и собрат наш спокоен, как удав,
развалился себе и дрыхнет.
Похоже, сегодня больше нечего делать, пора
отключаться.
Комментариев нет :
Отправить комментарий