Кабанью дубраву проходим триумфально.
Разжиться шкурой, правда, не получается. Проблема в
возрастной дивергенции и стадном коллективизме местной популяции. Разбредшийся
по кустам легконогий молодняк держится настороже и чуть что несется сломя
голову и недорезано визжа. На поднятый хай моментально является старшее
поколение, метко обозванное секачами. И не в одном единственном экземпляре.
Пока схватываешься с первым, подтягиваются вторые, третьи и прочие – пересчитать
ни разу не удалось.
После пятого перезагруза осознаем, что тактика
прохождения этапа задумана явно другой. Надо осваивать навык скрытного
передвижения по пересеченной местности, густо населенной враждебно настроенными
обитателями.
Крадемся по подлеску между очагами деловитого хрюка.
На беду натыкаемся на торчащий из зарослей лещины щетинистый
зад, чье рыло в данный момент сосредоточено роется в корнях.
Размашистую ногу удержать не успеваем – безусловный рефлекс,
знаете ли.
В рыло, мгновенно поменявшееся с задом местами, пинать
уже не рискуем – больно оно клыкасто. Настолько, что клыки в пасти не умещаются.
Оцениванием ситуации кабан себя не затрудняет – просто
бросается вперед.
У нас реакция тоже неплохая – уворачиваемся и с ходу
пытаемся оторваться, с тем чтобы, скрывшись из виду, перейти на бесшумный бег и
резко поменять направление.
Может, и получилось бы. Не затей по ту сторону кустов
некая свинища принимать в тенечке грязевые ванны. Визжит она так, что в ушах
вибрирует. Но поставить ей это в упрек язык не поворачивается – наступили-то мы
прямо на брюхо.
В конце концов, бог с ним – с навыком скрытного
передвижения. Мы давно уже привыкли обходиться без него. У нас своя метода
выполнения заданий по незаметному проникновению в населенные пункты. Засесть на
самой окраине, желательно поближе к телепорту, высмотреть отдалившегося, и с
разбега в голову. Затем сразу же назад, пока остальные не набежали большой
толпой. Добиваем в кустах. Ежели собралось чересчур много, ныряем в телепорт.
Выжидаем, когда утихнет переполох и народ разойдется, затем повторяем маневр.
Так постепенно, дом за домом, улица за улицей – всех под корень. Потом
спокойно, в полный рост, идем себе, куда надо, кося глазом на надпись: Выполнено задание «Прокрасться в город».
Не то чтобы мы как-то уж по-особенному кровожадны, просто, за убийство любых врагов
полагается опыт на повышение навыков и какие-нибудь трофеи для приобретения
оружия и брони. К окончанию хочется подойти в полном великолепии.
Перезагружаться нам надоело, скользить тенью больше не
имеет смысла, так что несемся с широко расправленной грудью во главе целой
армии, к коей по дороге присоединяются все новые и новые повстанцы.
Чтоб не забыли, кто тут командует, время от времени
покрикиваем: «Не отставать, на эскалопы пущу!»
Но это только в первые пятнадцать минут. Дальше они и
без понуканий начинают потихоньку настигать. Видимо, взятого темпа не
выдерживаем как раз мы. Местность-то действительно пересеченная. В ровном ритме
двигаться никак не удается, приходится то и дело закладывать виражи перед
зарослями боярышника, уклоняться от вырастающих прямо перед лицом корявых
стволов, с разбегу ухать в неожиданные овражки и взбегать на противоположные склоны.
Рядовому же нашему составу все нипочем. То ли они подменяются на дистанции,
передавая нас по эстафете, то ли в здешней дубраве издревле селекционируется
беговой подвид непарнопятокового рода.
Поскольку второе дыхание закончилось давно, включаем
третье, перенастраивая организм именно на рваный ритм – выдох не на восьмом, а
на самом тяжелом шаге и резче, злее, в голос: ух! ах! нах! Возглавляет дикую
дивизию, понятно, не выпускница института благородных девиц.
К исходу получаса
(сколько же верст в этом свинарнике?) нас упорно принимается доставать
ощущение, что перезагружаться все-таки придется: похоже, не уйти.
Сбросить скорость не дает одно – повторный забег
совсем в лом.
Держи, Брайан, темп, держи!
Через не могу держи!
Иначе впишут в плодоносную карту дубравы, как самый
крупный в ее истории желудь.
Довольные победители будут долго потом чавкать, на
радостях изроют место последней битвы и заминируют все подходы. Прийти помянуть
героя никто не рискнет.
Но бог не выдал – впереди замелькали просветы в
кронах, заплясали разрывы в сплошной зелени, меж скачущих дубов замельтешили
прогалы.
Через один из них и выносимся в широкое светлое поле. Силы
оставляют нас в двадцати шагах от лесной кромки. Развернувшись лицом к деревьям,
стоим полусогбенно. Остатка выучки хватает лишь на то, чтобы не повалиться ничком
на землю да при выдохе конвульсивно всплескивать руками.
Ополчение, рассыпавшись по всей опушке, злобно визжит,
матеро хрюкает, но из-под сводов отчего-то не выходит.
Подбадривает навигатор сообщением о подоспевших изменениях
в персональных файлах.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
3.
Выносливость 3
ЗДОРОВЬЕ:
52 хита
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 2.111(1).
Ситуационное соответствие: 0.7037(037).
Общее отношение: пренебрежительное.
Карма: появившийся ниоткуда
– Лихо, солдат, лихо! – раздается одобрительный голос.
За спиною чуть поодаль в траве стоит крепкий еще старикан
в штанах с ушами, подвернутых выше колен. Больше на нем ничего нет – сапоги,
связанные веревочкой, болтаются на груди. В правой руке в роли посоха длинный
металлический штырь. Плечи отведены назад, голова выдвинута вперед, подбородок
вздернут – орел, в общем. Из тех, что с жилистой шеей.
– Выносливость, смотрю, тренируешь? – оглядывает он
нас пытливым оком.
– Ну, – добавляем мы осмысленности в один из выдохов.
– Разумно, солдат, разумно. Когда-нибудь ведь и наши спохватятся.
А какой первый шаг для возрождения отечества? Правильно, всеобщая мобилизация. И
прямо с пункта марш-бросок до ближайшей станции. Если форму не поддерживать, то
можно и не добраться. Жаль, что тут только один это понимает. Правда, у него
крыша совсем съехала, он даже меня за своего не признает. Ну, если останешься,
сам увидишь.
Дыханье наше постепенно приходит в норму, мы перестаем
имитировать руками баттерфляй и молодцевато расправляем грудь. Старикан
одобрительно щурится.
– Одно время я тоже пробовал пробежки по дубраве. Да
кабаны далеко не дают забраться, сразу вычисляют. А на стометровке выносливость
не шибко-то выработаешь. А ты сколько бежал?
– От заимки.
– Впечатляет, солдат, впечатляет. Прокрасться
настолько вглубь… Ты, получается, из диверсантов?
– Я просто с той стороны зашел.
– Интересный ход! – загорается старикан, но тут же
потухает. – Хотя, кругалем… Это ж в полночь надо в путь пускаться, да там еще…
Как, кстати, Хромой, хромает?
– Мне показалось, что больше колченожится.
– Колченожится, говоришь? – старикан отрывисто
хохочет. – Да уж, пристроился он на придурочную должность – сторожить мертвых, чтоб
не разбежались. Живые-то куда проворнее.
Он приосанивается. Заметив наш взгляд на свои босые
ноги, объясняет:
– Ступни к стерне приучаю. Вдруг ночью сапоги скрадут,
а под утро тревога. Я при любых обстоятельствах привык самым первым прибывать.
Старикан еще больше отводит плечи, выдвигает голову и
вскидывает подбородок. Затем переходит на назидательный тон:
– Но солдат должен уметь не только бегать. Когда
догонишь врага, надо свернуть его в бараний рог. Вот так, демонстрирую.
Положив штырь на плечи, он напрягается и, сводя руки, медленно
сгибает его вокруг шеи, словно хомут.
– Главное, – поясняет он серьезным тоном, – при этом не
пукнуть. Иначе попытка не засчитывается.
И громко хохочет. Понятно – юмор.
Отсмеявшись, хитро косится и спрашивает:
– Слабо повторить?
– На себе?
– Ну, учиться всегда на себе приходится.
– Не получится, пожалуй, – признаемся мы.
– Силу, значит, надо тренировать.
– Наверное.
– Так пойдем. Вишь сарайку, первую в ряду, со старым
деревом у калитки? Вот этими руками сработано. Вообще-то, я городошный, тут у
меня просто участок, в самом престижном месте, у Липового острова. И витамины
свои, и тренажерный зал на открытом воздухе.
«Сарайка» неказиста, да дюже добротна, и больше
смахивает на бревенчатый амбар, обнесенный по периметру сложносоставным забором
из попавшегося под руку материала. На задах расположилось похожее по типу строение,
уменьшенных размеров, но с трубой на крыше.
Приближаемся. Хозяин вешает на воротный кол
металлический хомут, отодвигает пролет в загородке и ведет нас меж грядок к
запертой двери. Достает из одного уха своего галифе сейфовый ключ, открывает навесной
замок и заходит внутрь, не затрудняя себя приглашением в гости. Чем-то гремит, с
чувством матюкается и выносит наружу два ведра.
– А что ж, сарайка-то без окон? – интересуемся для
заполнения паузы.
– Чтоб не заглядывали да не лезли. Ты не отвлекайся.
Вот ведра, вон бочка у стены, а там, за углом забора тропинка к роднику. Бочка
двухсотлитровая, так что за десять ходок управишься, если по дороге не будешь
расплескивать. До родника метров сто пятьдесят, значит, в полчаса уложишься.
Время пошло.
Берем ведра и направляемся вдоль забора. За углом заворачиваем
вправо, проходим огороды и углубляемся в липовую рощу. Подлеска в ней
практически нет, тропинка особо не петляет и не прячется. Только идет под
уклон.
На бугорке слева просматривается небольшой насыпной холмик,
из которого торчит крест из двух связанных палок.
Сходим с тропы, приближаемся.
Поперечина креста надтесана и на ней, очевидно, ножом
вырезано: «Джек». Слава богу, не Брайан. Но может, тоже коллега? Голова у нас и
так непокрыта, так что стягивать с нее нечего.
Двигаем дальше вниз.
Тропа выводит к речонке, поросшей ивняком. Хотя,
возможно, то не ивняк. Брайан у нас не ботаник. Во всяком случае, деревца не
плачут. Однако чему ж еще расти вдоль воды?
Под обрывистым берегом в сырую землю вкопано бетонное
кольцо, переполненное водой. Надо полагать, родник.
Заглядываем. На дне вверх брюхом лежит толстая лягва. И
судя по цвету, давно. Если на этой неделе старикан поливал свой огород,
подобные мелочи его не смущают. Нам тем более до фонаря. Предпочитаете
родниковую – да на здоровье!
Зачерпываем ведра и ломимся в гору, наверстывая
ушедшее на ротозейство время.
Наш инструктор сидит у двери сарайки на вынесенном
стуле и чем-то смазывает сапоги. Над окрестностями витает отчетливый дух
казармы. При нашем появлении он оставляет сапог и показательно стучит пальцем
по пустому запястью. По его мнению, из графика мы выбиваемся.
Опрокидываем ведра в бочку и устремляемся обратно.
Бежать налегке под уклон приятно. А с наполненными ведрами на подъем – не
очень. К тому же, надо бы поменьше их расплескивать. Переходим на мелкий
торопливый шаг. Когда уже семеним вдоль забора, начинает казаться, что
получается неплохо.
Но инструктор неумолимо постукивает пальцем.
Опрокидываем ведра и увеличиваем темп на четверть.
При втором нашем возвращении инструктор по-прежнему морщится
и долбит костлявым пальцем, как дятел клювом.
Выливаем воду в бочку и, подавив желание навернуть ему
с маху пустым ведром по башке, увеличиваем темп еще на четверть.
На следующем заходе увеличить темп уже не удается.
Более того, после пятого тура он сам по себе начинает падать.
Когда бочка наполняется, инструктор долго крутит носом,
потом качает головой.
– Нет, солдат, ты еще не готов.
С минуту пошевелив бровями и подвигав губами,
демонстративно вздыхает:
– Ладно, придется продолжить.
После чего снимает галифе, аккуратно расправив, вешает
на спинку стула и остается в длинных черных трусах. Сатиновых?
Затем, размашисто перекрестившись, ухает в бочку с
головой.
Вынырнув, тут же выпрыгивает из нее и встряхивается
поэтапным манером сверху донизу. Присев, отжимает трусы на себе и влезает
обратно в галифе.
– Теперь, – сообщает он нам, – в бочке сто сорок
литров. Ровно двадцать леек. Грядок тоже предельно круглое число – десять.
Следовательно, на каждую приходится по две полные лейки. Отмеряем шагами, если
глазомер еще недостаточно отточен, половину и равномерно – я подчеркиваю –
равномерно распределяем по грядке воду из лейки. По минуте на лейку, всего
получается, двадцать. Задача ясна?
Не заметив огня в наших глазах, хмурится:
– Ну что тут можно не понять, солдат? На вид ты вроде
сообразительный.
– А какое отношение это имеет к выработке силы? –
недоверчиво спрашиваем мы.
– Разогреться надо перед основным упражнением, –
объясняет старикан, – а то пупок развяжется.
И громко хохочет, не смущаясь отсутствием поддержки.
Отсмеявшись, принимает деловитый вид.
– Начинай, солдат, некогда мне тут с тобой валандаться.
Он кивает на лейку, которая торчит вверх дном на колу
неподалеку от бочки.
Притопив ее в воде, интересуемся:
– Джек кто был?
– Джек? А, вон за тем забором, не затыкаясь, гавкал,
пока бараньей костью не подавился.
– Где ж он барана надыбал?
– Один добрый человек поделился.
– А хоронил тоже он?
– Издеваешься? Хоронил уже хозяин. Со всеми почестями.
Троекратным салютом на могилке и приглашением на поминки окрестных джековских
соратников. Потом до позднего вечера шатался с ружьем по округе и орал, что
непременно найдет и отомстит злодею. Спи, мол, спокойно, дорогой товарищ. Ты
давай, солдат, глаза боятся, руки делают.
Принимаемся за поливку. Старикан не в силах смотреть на
нашу медлительность скрывается в своем амбаре.
Когда заканчиваем, выходит наружу с топором в руке.
– А теперь главный номер, к которому ты, солдат, и
готовился. Вон от того дерева у калитки никакого проку, только ближние грядки
затеняет, гусеницы с ветвей постоянно десантируются да комары целыми эскадрильями
пикируют. Пора пускать его на дрова. Банька у меня духовитая, но больно
прожорливая.
Торжественно, держа обеими руками, старикан вручает
нам топор. Скорее, колун.
– Полученный в итоге чурбан должен быть длиной в
локоть и толщиной в ляжку, – показывает он для наглядности на себе. – Действуй,
солдат, а мне на службу надо заглянуть.
Сев на стул, обматывает ступни портянками, вбивает в
сапоги, заправляет в голенища развернутые штанины, встает и притопывает. Затем
влезает руками во френч и застегивает его до последнего крючка на воротнике.
Уносит стул в сарайку, запирает дверь и сует ключ в
левое ухо галифе. Из правого уже торчит горлышко бутылки, заткнутое пробкой из
свернутой бумаги.
– Пойду напарнику сообщу, чтобы на смену попозже ждал.
Да штырь кузнецу передам, на предмет обратно выправить.
Взяв в руку металлический хомут и задрав подбородок,
удаляется по центральной дорожке с глубоко втоптанным щебнем, слегка поводя
плечами в прогулочной манере.
У соседнего участка оборачивается и кричит:
– Вернусь ровно через час, к этому времени дерево
должно, по крайней мере, уже лежать.
Оставшись в одиночестве, задумчиво подкидываем топор с
переворотом. Поймать, правда, не удается, зато успеваем отдернуть подбородок от
резкого закрута рукояти и убрать ногу с того места, куда он со всего маху втыкается.
Это действительно колун, с сильно перетяжеленной головной частью.
Подходим к ясеню и хлопаем его левой ладонью по
морщинистой щеке.
– Извини, брат. Кажется, я твоя смерть.
Заносим палаческую секиру и рубим сплеча.
– Буммм, – басовито отзывается ясень и щедро осыпает нас
листьями, веточками и гусеницами.
Лезвие отлетает от ствола. То ли угол атаки выбран неправильно,
то ли выданное орудие поставленной задаче не соответствует. Может, все вместе. Вкупе
с отсутствием дровосечного навыка. В музыке это называется бекар.
Что делаем, когда задание в настоящих условиях явно
невыполнимо? Правильно, изучаем, возможно ли было другое толкование. Как
звучала наша задача? Повалить ясень. А сверхзадача? Пустить на дрова. И это
именно тот счастливый случай, когда сверхзадача значительно проще самой задачи.
Ясеню, правда, от другого решения не легче. Аутодафе
усекновения главы ничем не слаще. Ммм, нет, аутодафе, это если бы он сам. Ладно,
пусть будет сожжение на костре против четвертования. Зато напоследок можно вообразить
себя этаким Джордано Бруно. Хоть горько, но гордо.
Отправляемся в ближайшие заросли. Возвращаемся с
охапкой хвороста и жменей бересты. Обкладываем ствол. Охлопываемся. Черт, а чем
зажигать? Осматриваемся. На соседних участках безлюдно, вьющихся дымков не
наблюдается. Огнива у нас тоже нет. Так, и чем их там высекают, искры? Каким-то
белым камнем вроде. Выискиваем на центральной дорожке, выковыриваем, пробуем.
Искры действительно высекаются каким-то белым камнем. Который при этом источает
ядовитый запах. Ну а кому понравится, когда бьют? Находим ему пару, чтобы
усилить эффект вдвое.
Присев на корточки у корней, колотим одним белым
камнем по другому. Камни слабо искрят и все сильнее воняют. А чего злиться?
Давайте нормальную искру, мы и отстанем. Нужны вы нам сто лет. Наконец, до них
доходит, чего мы добиваемся.
Тоненькая полоска бересты вспыхивает, огонек переползает
на соседние, лижет сухие веточки, с потрескиванием взвивается, и костер
занимается вкруговую. Замыкая в себе и топорище забытого у ствола колуна.
Пламя дотягивается до нижних ветвей, карабкается по
коре выше, и вот окрестный пейзаж оживляется взметенным мощным факелом. Минут
десять радует он глаз своей неукротимостью. Заодно сгорает и забор по всему
периметру. Сарайка с банькой избегают ослепительной участи. Знать, их удел –
гнить дальше. По крайней мере, до появления следующего добросовестного рекрута,
четко знающего, что всякое задание должно быть выполнено. Даже вперекор своей принципиальной
невыполнимости.
Через полчаса на дорожке показывается бегущий старикан.
Рот раскрыт, глаза выпучены, френч не застегнут. Сапоги, правда, обуты.
– Ты… ты… – начинает он еще на подбеге.
Поднимаем брови:
– Кто ж еще?
– Ты что сотворил, вредитель?
Надуваем губы:
– Сказано ж было, на дрова пустить.
Старикан слегка осекается. Слова в самом деле его
собственные. А поставленная задача не должна допускать толкований. Подчиненному
нельзя доверять выбор. Что правильно, определяет исключительно старший по званию.
Я начальник – ты дурак. Ты начальник – я
дурак. Приходится признавать свои ошибки.
– Знаешь, – говорит он раздумчиво, – я человек прямой.
Добро бы ты где-нибудь достал бензопилу и раскатал дерево, особо не напрягаясь.
В конце концов, ловкость тоже полезное качество. Каким тебя уродили, конечно
же, не твоя вина. Но скажу откровенно, по-моему, ты настолько тупой, что
научить тебя ничему невозможно. Так что ступай не солоно хлебавши. Пока я тебе
то, чем хлебают…
Фраза повисает в воздухе.
Пожимаем плечами:
– Выходит, не судьба стать сильнее.
И понуро удаляемся по дорожке.
Когда скрываемся из виду, раздаются веселые
колокольчики навигатора.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
6.
Интеллект 3
ЗДОРОВЬЕ:
54 хита
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 2.222(2).
Ситуационное соответствие: 0.74(074)
Получается, не прав ты, старикан, способность к
обучению у нас в норме. И вместе с выносливостью уже соответствует местному
общему уровню.
Проходим участки с дощатыми постройками, огибаем липовую
рощу и выбираемся на основную дорогу, идущую в этом месте на спуск. Внизу, по
дну поперечного оврага, протекает ручей, наверняка именуемый здесь речкой. Высокий
мост, перекинутый на ту сторону, сильно обветшал и многажды латан, но в основе
своей все-таки не деревянен, а железобетонен. Значит, дорога магистральная, по
крайней мере, таковой была. У въезда на правой обочине путника встречает покосившийся
указатель с неряшливо подкрашенной надписью: «Надоль».
Другой берег не в пример круче. Дорога просто так на
подъем не вскарабкалась бы. Пришлось прорывать для нее ущелье. Справа на гребне
кособочатся обычные деревенские избы, слева доживают свой век какие-то полуразвалившиеся
коровники. Но может, и конюшни. Потому как по-над самым обрывом, у квадратного
строения с двумя стенами (весовая, ведь?), пасется белый конь. Или сивый мерин,
отсюда не видно.
Ммм, если честно, нам и вблизи их не различить. В
голове всплывает почему-то: еще и конь не валялся. Но это явно по другому
поводу.
В начале подъема, целеустремленно вытянув руки вперед,
на дороге ничком лежит здоровенный бугай человечьего рода. Вокруг с визгливыми
криками суетится дебелая деваха в коротком линялом сарафане, попеременно, то
пиная его по ребрам кокетливым полусапожком самодельной работы (в простонародье
опорок), то охаживая по могутной спине и ниже уже знакомой металлической
петлей.
Из тех слов, которые удается разобрать, к печати
пригодно только одно, зато какое роскошное!
– ……… Ирод!.........
Так что мы уже и не знаем, как его теперь именовать.
Ну да ладно, первое слово дороже второго.
Бугай никак не реагирует, лишь что-то бурчит в землю.
Кажется, недовольно. Но не факт, бугаи существа загадочные.
– Что, всех цыплят передавил? – интересуемся,
поравнявшись.
– Чево? – вскидывается деваха с петлей в руке.
– Пардон, не хотел отвлечь.
То ли ловко ввернутое французское слово производит
впечатление, то ли деваться ей больше некуда, но она меняет тон.
– Слышь, паря, помоги.
– Пинать или сверху наворачивать?
– Поднять его надо.
– А не лучше ли ему тут… ээ… отдохнуть?
– Ну, ему-то, может, и лучше, только если он до кузни
не доберется, кузнец попрет его с работы. Грозился уже.
– А что, он и в таком виде к работе способен?
– Кузнецовы проблемы, с меня главное, чтоб заявился.
– А работа в чем заключается?
– Работа простая. Молотом махать, да готовое
разносить.
Сегодня мы все утро только и знаем, что тренируемся. Взяться
за еще одно дело – по виду совсем неподъемное – это надо решиться.
– Ромео? – киваем мы на распростертое тело.
– Каво?
– Ну, возлюбленный?
– Да чтоб он сдох! Братан.
– А здесь как оказался?
– На работу шел. Дошел, докуда дошел. Не тупи, паря.
– Но почему шел-то оттуда?
– А-а. Он на дачах ночует. Ну, когда переберет. Там
редиски побольше. Как проспится, так на работу. Я по утрам из окошка слежу,
чтоб добрался.
Она изящно кажет отставленным мизинцем на крайнюю
беленую хату вверху правого косогора.
– А сегодня, получается, не проспавшись, двинулся?
– Да какое не проспавшись, уже к обеду. С утра, верно,
добавил. Железяка в руках была, еле вырвала. Видать, заказ передали, вместе с
оплатой.
Ну, спасибо, старикан, еще одно задание подкинул. И опять
в своем духе. Завязать бы тебе этот хомут на шее. Мертвым узлом, чтобы никогда
не снялся.
– А кузня далеко?
– Да рядом. Со взгорка налево, там эмтээс, кузня прям
за воротами.
– Что, говоришь, там?
– Ну, комбайны да трактора старые за забором. Эмтээсом
зовут. Ты с городка, что ли?
– Нездешний я.
– А-а.
Она, похоже, не знает, как в сложившихся условиях к
этому отнестись. Поэтому оставляет без внимания.
Ни с того ни с сего, бормочущий бугай вдруг мощно
взревывает: «Завсегда!» и принимается подтягивать под себя ноги. Зад начинает возвышаться,
переходя чуть ли ни в положение «на корточках». Передняя часть, правда, все еще
лежит, приникнув к мать сырой земле.
– Встает-встает! – радостно вскрикивает деваха и вцепляется
в правую руку. – Подсобляй!
Ничего не остается, как ухватиться за левую. Совместными
усилиями заводим их за спину, словно крылья, и выворачиваем вверх. Грудь слегка
отрывается от дороги, но поникшая головушка чересчур тяжела, а молодец
нетерпелив. Он устремляется вперед. Будь склон в обратном направлении, что-то и
вышло бы. По крайней мере, произвело больше впечатления.
Пропахав лицом с метр, он снова вытягивается во всю свою
длину. Примерно так передвигается гусеница, но та повторяет эти движения без
остановки. Бугай же замирает и даже прекращает бормотать. На сегодня подвигов
достаточно?
Деваха пинает его в бок, но без энтузиазма. Так, для
порядка.
– А к купаниям он как относится? – спрашиваем мы.
– Ну как, не любит, естественно.
– Тогда, может, попробовать водой окатить?
– Попробуем, – вздыхает она. – Только ты не уходи, я
мигом.
Она лезет напрямую по косогору. На середине склона
оборачивается и кричит:
– Следи, чтоб в другую сторону не развернулся!
Киваем и отводим взгляд. С противоположного верха на
нас косится белый конь. Он же сивый мерин. Верно, цирк. Брайан на ковре. Положено,
вообще-то, во всю ржать. Но видимо, сам номер уже заезжен.
Возвращается деваха по дороге. С двумя полными ведрами
в руках. Одно опускает на обочину, другое махом выплескивает на бугая.
– Ух! – восклицает он и без посторонней помощи
проделывает колено гусеничного хода. Целое, но только одно.
Деваха выплескивает второе ведро.
– Нах! – убежденно отвечает бугай и остается совершенно
недвижим.
Следует искать другие пути. Возможно, это та ситуация,
которую умом не осилить. Надо просто тащить. Но волоком точно не получится –
больно объект тяжел. Если он не будет перебирать ногами, с места мы не
двинемся. Нужно поднимать и подставлять плечо.
Но за что? Волосы пострижены почти под корень.
– Слушай, – обращаемся к девахе, – уши у него крепкие?
– Ну, батяне за все детство не удалось оборвать.
– Тогда по моей команде ухватываешься как можно крепче
за оба и тянешь вверх. Главное, головой ему не давай вертеть.
Так, опускаемся возле бугая на одно колено и
закидываем его левую руку на свое плечо.
– Давай!
Деваха приседает справа, вцепляется в уши и рвет на
себя, как уздечку.
Бугай произносит и «ух», и «нах», пытаясь вывернуться,
затем отрывает лицо от поверхности и начинает подтягивать задние копыта.
– Еще чуток!
Деваха с напряженным мычанием добавляет усилий. Бугай
почти вскидывается на дыбы и резко ломится вперед. Подставить плечо под его
грудь мы не успеваем. Будь опять же склон в обратном направлении, и без того прекрасно
бы обошлось.
Пробежав с недовыпрямленным корпусом метров пять,
бугай врезается в дорогу. Земля ощутимо вздрагивает.
Уф.
– Вторая попытка, – объявляем мы, пока деваху не
навестило сомнение.
Подходим, опускаемся на колено, закидываем руку себе
на спину.
– Давай!
Она рвет за уздцы, бугай вскидывается и сноровисто
ломится вперед. Но на этот раз мы подныриваем под его грудь и, поддерживая ее
на спине, бежим вместе. Если сейчас остановимся, застокилограммовая туша нас
просто задавит.
Сверху раздается заливистое ржание. Такого элемента в
номере, видать, еще не было.
Пробегаем чуть более трети склона, далее делается
совсем невмоготу. Хотя мы, можно сказать, ускользаем от туши, но поддерживать
ее в вертикальном положении все-таки надо, поэтому как минимум половина веса
остается на наших плечах.
Резко отрываясь, падаем влево. Бугай галопирует в
одиночку еще метров пять.
Лежим на дороге, пока не подходит деваха.
– Гы-гы-гы, – говорит она, – здорово у вас получается
на пару!
Поди разберись, насмешка или завуалированный
комплимент?
Но вставать в любом случае надо.
Подкованнокопытного на левом обрыве не видно. Наверно,
отправился разносить новость. Никакой он не белый конь, типичный сивый мерин.
Минут через десять повторяем маневр. Осиливаем чуть
менее еще одной трети.
Отдыхаем с четверть часа.
Последний рывок. Падаем уже на гребне.
Лежим минут двадцать. Прямо посреди развилки. Основная
дорога, с деревянными домиками по обеим сторонам, уходит дальше, а влево от нее
ответвляется совсем не короткий тупик, упирающийся в покосившиеся ворота, за
которыми ржавеет сиротливыми кучками вся бывшая сельская механизация.
Но наверху становится полегче. И не только оттого что
подъем кончился. Бугай немного приходит в себя, и при очередной постановке на
дыбы ему удается, наконец, полностью выпрямиться. Его, конечно же, еще нещадно
мотает из стороны в сторону и постоянно заносит, но он уже не валится фатально
вперед. Полуобняв своего нового друга, он даже затягивает какую-то песнь с
неразборчивыми словами и неуловимой мелодией, с лихвой компенсируя недостатки
чувством и громкостью. Проще выражаясь, бодро орет нам в правое ухо.
До ворот добираемся меньше чем за час. Значит,
описанная по пути кривая, не столь замысловата, как казалось в процессе.
Толкнув створки ногой, бугай едва не опрокидывается
навзничь, но удерживается. Вернее, мы его удерживаем. Ворота со скрипом разъезжаются.
Неподалеку от входа стоит приземистое бетонное сооружение, с кучами разноформатных
железяк вокруг. Ведущая к нему дорожка усыпана угольной пылью.
При виде места своей деятельности бугай наполняется
гордостью.
– Сам, – отчетливо выговаривает он и отодвигает нас в
сторону.
Зафиксировав направление, бежит к кузнице. И можно
сказать, добегает. Потому что падает уже на пороге, головой в распахнувшуюся
дверь.
Молотобоец на работу пришел.
Выходим за ворота и опускаемся на железную скамеечку,
наваливаясь спиной на забор, к которому она приварена.
– Ну, чо, – подмигивает нам деваха, – пойдем?
– Не, – отвечаем, – сидеть будем.
– Ладно, – соглашается она, – тогда за семками схожу,
а то так сидеть скушно.
И вразвалку удаляется.
Звучат колокольчики навигатора.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
1. Сила
3
ЗДОРОВЬЕ:
56 хитов
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 2.333(3).
Ситуационное соответствие: 0.777(7)
Тычем пальцем в перо.
Да, желаем перестраховаться.
Потом касаемся ландшафтного символа.
Появляется карта, озаглавленная «Поселок». Про Надоль
ни слова. Местный, что ли, топоним? Или картографирование велось с упором на
родовую сущность, а не на видовые различия?
Направление на загадочный терминал указано строго на
север, а единственная тут дорога ведет на восток.
Если сориентироваться на местности, первый
располагается где-то у нас за спиной, а вторая уходит влево.
Однако ежели мы желаем, чтобы вернувшаяся с «семками»
деваха нас не застала, пора уж решить, куда двигать.
Или просто двигать.
Отрываемся от скамейки. На кладбище металлолома не
хочется, назад к развилке тоже не тянет. Следуем вдоль забора влево. Направление
на терминал не смещается. Значит, он не за оградой, а много дальше.
Тропа вьется между беспорядочно разбросанными
строениями. В каком-то смысле, это тоже улица – дома к нам повернуты не задом –
только очень извилистая. Кое-где она сужается до предела, изредка же, наоборот,
раскидывается целыми полянами, большую часть которых занимают обычно болотца с
камышами и громкоголосыми кваками.
Людей не видно даже на огородах. Наконец, на глаза
попадается копающаяся в палисаднике перед покосившейся избенкой старуха.
– Бог в помощь! – вспоминаем мы принятое приветствие.
Она медленно распрямляется, держась за поясницу,
смотрит, потом отвечает:
– Ступай, солдатик, ничего у меня нет.
Ладно, ступаем.
На взгорке дорожка заворачивает влево и ныряет вниз,
описывая загибающуюся уже вправо дугу. В нижней части петли у раскрытых дверей бревенчатого
сарая с высокой крышей стоит старик. Дождавшись, когда мы приблизимся,
спрашивает:
– Молочка хочешь?
Вслушиваемся в себя.
– Да вроде нет.
– А чего ж, вина, что ли?
– Тоже обойдусь.
Старик выпячивает нижнюю губу и отворачивает голову.
– С тобой каши не сваришь.
– Какой еще каши?
– Пшенной. На молоке.
– А в чем проблема-то?
– Да корова который уж день горькое молоко дает. Вот и
сейчас все нету и нету. Видать, полынь свою где-то жрет. Пошукал бы ты ее, а?
Старик смотрит на нас с надеждой.
В нашем деле от предложенных заданий не отказываются.
– Как выглядит? – интересуемся деловито.
Он задумывается.
– Ну, как называется, так и выглядит. Рога, копыта,
хвост – с кем тут перепутаешь? Да и ума у ней не больно много, чтоб кого
другого из себя строить…
– Окрас-то какой? – обрываем мы, похоже, развеселившегося
старика.
Он опять задумывается.
– Ну, мы ее буренкой кличем.
Так, значит, цвет бурый. Ближе к коричневому.
– С какой стороны начинать поиски?
– Обычно она у речки пасется. Но сейчас там нету, я с
огорода выглядывал. Может, дальше по берегу ушла.
Он кивает за спину и влево. Для нас это вниз и по ходу.
Для начала идем вниз. По узенькой тропинке вдоль
загородки из жердей. Прямо по отчетливо выраженным следам от раздвоенных копыт.
У черта, кажется, точно такие же. Рога и хвост тоже есть. Но в отличие от
коровы, он способен менять облик. И вряд ли станет расхаживать по окрестностям в
своем природном виде.
С угла огорода открывается обзор на широкую речную
пойму. Слева далеко просматривающийся луг. Никого на нем не пасется. Справа
вдоль берега густые заросли того же ивняка. По кромке вьется тропинка.
Двигаем по ней, высматривая следы. Следов на влажной
земле много, и не только от раздвоенных копыт. Здесь же пробегало босоногое
детство, кто-то что-то тащил волоком, да и сивый мерин не забыл оставить глубокие
отпечатки своих подков. Метров через триста прибрежные заросли заканчиваются, и
дальше снова тянутся заливные луга. На которых опять же никого не пасется.
Все ясно, рогатая скотина укрылась на поросшем ивняком
мыске.
Надо прочесывать. Хорошо бы цепью, тогда бы точно не
ускользнула. Но у нас есть сопутствующий ориентир – полынь. Запах должен быть
соответственно горьким. Как у тубероз или абсента. Жаль, мы знакомы с ними лишь
понаслышке.
Углубляемся в заросли. За час исхаживаем их и вдоль, и
поперек. Шарим по кустам, высматривая коричневое и вынюхивая горькое. Где-то
впереди все время что-то противно звякает. Черт нас что ли по чащобе водит?
Коричневое в глаза не бросается, тянет прелыми
листьями да водяной гнилью из бочажин. Неожиданно к этим запахам примешивается
новый. Останавливаемся, пытаясь идентифицировать. Что-то очень знакомое, не раз,
конечно же, нюханное.
Опускаем глаза. И точно, на земле лежат две свежие
коровьи лепехи, в одной из которых мы и стоим, вляпавшись всем левым ботинком. Вторая
располагается чуть далее. Через две точки можно провести лишь одну прямую. В
том направлении и устремляемся. Из кустов выбрасывается нечто бурое и с
жестяным бряком ломится вперед.
– Стой, скотина!
Корова переходит на брыкающийся галоп, но от Брайана
не уйдешь. Догоняем и ухватываем норовистое животное за рога. Оно принимается
мотать головой. Гнем к земле.
– Муу! – обиженно говорит корова. Уж и пошутить
нельзя.
Отчего ж, пошутить можно. Мы не в претензии.
Переносим правую руку на левый рог, левую снимаем и
ведем волоокую Европу под закатными лучами солнца обратно в стойло. Она покорно
следует обок, меланхолично жуя и позвякивая жестяным колокольчиком на шее.
Стоп. Коровой, вернее, быком, там, наоборот, был Зевс,
как раз и увезший на своей спине красавицу Европу на Крит. А волоокая это
вообще кто-то другая. Черт, какой образ загубили. Двойной, с аллюзией на
Шпенглера.
Ладно, корова, пойдем по-простому.
Поднимаемся по склону вдоль огорода.
Старик, завидев нас, выбегает из ворот, вцепляется
буренке в правый рог и, покрикивая: «Цыля! Цыля!», загоняет в сарай.
– Где нашел? – спрашивает у нас.
– В ивняке на берегу.
– Ну слава богу, молоко сегодня нормальное.
Заметив вопросительный взгляд, поясняет ход своей
мысли:
– В сырых местах полынь не растет.
Выходит, зря мы принюхивались. Хотя, почему зря? Вынюхали
все-таки.
– Мог бы и предупредить, что она с колокольчиком, –
произносим с ленивым упреком.
– Дык говорил ведь, что блудливая, куда ж ей без
ботала?
– Ладно, я переночую у тебя?
– Да вон сеновал свободный. Лезь, коли хошь.
– И тебе спокойной ночи.
Забираемся наверх. Навигатор радует сообщением об
очередном повышении наших характеристик.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
5.
Восприятие 3
ЗДОРОВЬЕ:
58 хитов
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 2.444(4).
Ситуационное соответствие: 0.814(814)
В наступающей темноте перезаписываемся, снимаем
ботинки и под звуки мерно доимой внизу буренки отключаемся.
Комментариев нет :
Отправить комментарий