Ахилл Пармантье спрашивает себя, действительно ли он
пропал? Приятное онемение расползается внизу, освобождая от боли. У него такое
ощущение, что тело погружено в ванну с кислотой и постепенно в ней
растворяется. Что представляют собой его раны, ему не интересно. Он отдался
навязчивой идее. Он начинает ползти, опираясь на локти; но ему очень трудно
волочить свое южное полушарие. Он так слаб, одновременно заледеневший и
пылающий. Заледеневший снизу, пылающий сверху. Голова в огне, в ней все кипит,
кровь похожа на лаву вулкана, готового вот-вот извергнуться. Но Пармантье хочет
добиться своего. Ему это надо. Последнее удовлетворение, которое он может себе
предложить.
Он смутно отметил звуки выстрелов, доносившихся из
глубины своего склада. Кто воевал и с кем? Ему плевать. Возможно, в дело влезли
флики; или соперничающие банды, или же… Да и черт! Не важно. У него есть отменная
шутка, чтобы сыграть напоследок. Прощальный поцелуй, адресованный толпе! Он
томился и маялся всю жизнь, Ахилл Пармантье. Врожденная неудовлетворенность. Он
получил блестящее образование, не приведшее ни к чему хорошему. Из-за одной
женщины, которую он обожал и которая, шлюха… Известная история! Всем, в той или
иной степени. Любовные страдания длятся недолго, подумаешь! А после страдания
остается… остаток!
Ладно, ему надо обогнуть кресло, чтобы достичь другого
края стола. Каждый сантиметр дается с огромным трудом. Он больше не может,
однако нужно туда добраться.
Потом, о’кей, он попрощается. Мсье Сама Честность.
Толстячок. Он был с преступлением на ты, как начинают заниматься искусствами,
не будучи особо одаренным, надеясь, что функция создаст орган. Давай, Хилу,
смелее!
*
* *
Стевена видит, как наружу выскакивают трое ковбоев с
оружием в руках. Они похожи на галактических героев из комиксов: все такие
геометрические и в тенях. Запредельно решительные. Они его не упустят. Не
стреляют они из-за девушки, хотя скорее нет: из-за чемоданчика. Боятся, что это
может разбиться внутри.
Ему не удастся нормально уйти при таких условиях. Тем
более что выстрелы собрали прохожих. Их уже полно вокруг. Отход представит
большие затруднения. Эти трое ему мешают. Америкосы, ясное дело. Ты не можешь
иметь подобного вида, не будучи made in США,
это исключено.
Надо действовать. Если он выстрелит, они ответят тем
же и точно пришьют его, эти торпеды, профи! Посмотри на их расположение клином.
Тебе казалось, что они останутся сбившимися в кучу? А вот шиш! Инстинктивно,
они развернулись в боевой порядок. Ладно, что дальше?
Ему приходит идея, дьявольски дьявольская.
– О’кей, – кричит он им по-английски, – чемоданчик
против моей свободы, иначе будет Форт Аламо, идет?
Среди них есть один, в ком осталась желтая кровь,
похоже, шеф трио; он бросает:
– О’кей!
Всего две буквы алфавита вместо того, чтобы пускаться
в нескончаемые обсуждения, очень практично.
И Стевена ставит чемоданчик на неровное покрытие
двора. Полно народа смотрит сквозь решетку ограды, захваченные происходящим, но
дрейфливые, готовые разбежаться, если начнется пальба.
Стевена делает шаг назад, потом другой. Америкосы
смотрят на чемоданчик.
– Дернетесь раньше времени, и я шмальну прямо в него,
– объявляет Стевена.
Он действительно держит чемоданчик под прицелом.
Свободной рукой за спиной девицы, мертвой от перепуга, он достает из своего
кармана нечто вроде металлического киви. Ты понимаешь: ему нужно было отвлечь
внимание от этого жеста, отсюда и предложенная сделка. Большим пальцем он
отщелкивает предохранительную чеку и приводит в действие взрыватель.
Затем неторопливо считает, в уме:
– Ноль, ноль, один, ноль, ноль, два, ноль, ноль, три.
Кушайте, пока горячее.
Он бросает металлический киви, но не в героической
манере, а скрытно, снизу, словно при игре в шары, по-прежнему избегая резких
движений. После чего делается совсем маленьким за спиной Мари-Анны Дюбуа (из которого
строгают трубки).
Охренительный взрыв! Если бы я, выдающийся автор,
должен был «изобразить этот звук», мне бы потребовалось столько восклицательных
знаков, что мои собратья смогли бы найти лишь один, когда стали бы писать свой:
«черт!» (Бы-бы-бы-бы. О, как изящно сослагательное!)
Троих америкосов задевает осколками, девицу тоже.
Все дымится, клубится, дерьмится!
Стевена отшвыривает свой живой щит, кидается к
чемоданчику, хватает его и, кончая блефовать, идет ва-банк, наплевав на все.
Великолепный парень по имени Сан-Антонио высовывает
нос в дверь. Он вскидывает пистолет, но облако, поднятое взрывом, мешает толком
прицелиться, а поскольку за улепетывающим злоумышленником просматривается и
разбегающийся в панике народ, есть опасность попасть совсем не в того. И посему
это рыцарственное создание отказывается от замысла.
Тем временем Стевена с чемоданчиком ныряет в свою
тачку. Такого старта не увидишь даже в автогонках. Он жмет, как бешеный. Кровь
стекает по его шее, плевать, он позаботится об этом позже. Он очень спокоен, на
губах улыбка. Он выиграл. Тем хуже для Бориса, который не участвует в триумфе.
*
* *
Ахилл Пармантье теперь у другой тумбы стола. То, что
он ищет, находится в глубине верхнего ящика. Он никогда не сможет приподняться
достаточно высоко, чтобы дотуда дотянуться. Сейчас у него есть лишь грудь,
снабженная головой, да две руки. Все прочее исчезло. Ему придется отказаться.
О, Господи! Так близко от цели. Он смотрит на этот чертов ящик, почти
насмехающийся над ним, там наверху. Привстав на локтях, Пармантье чувствует
себя еще более смешным, чем пингвин.
Он пытается поднять руку, но она не слушается. И что?
Закрываем лавочку?
Он старается собраться с силами, восстановить ясность
ума, чтобы оценить ситуацию. Он француз, Ахилл Пармантье. Француз должен уметь
вывернуться из любого положения. Но он по-прежнему отупевший. Затуманенные
глаза упираются в ногу мертвого человека, все так же развалившегося в кресле в
бредовой позе. Штанина задралась, и он замечает кинжал, закрепленный у лодыжки
в специальных ножнах. Пармантье протягивает дрожащую руку. Ощупывает, царапает.
В конце концов завладевает длинным ножом. Вот что ему было нужно.
Поворачивается к столу, вставляет лезвие в хромированную ручку верхнего ящика.
Затем тянет. К счастью, в этой ультрасовременной мебели все движется на
подшипниках. Как по маслу.
Ящик послушно скользит, но, дойдя до стопора,
останавливается, образуя маленький смешной навес над Ахиллом Пармантье.
*
* *
Стевена слегка отпустил педаль газа, понимая, что если
продолжит двигаться на такой скорости, то не замедлит заполучить эскорт из
мотоциклистов.
Его цель? Большой особняк под Версалем, где в данный
момент два трупа готовят праздник массового народного гуляния для могильных
червей. Добравшись, он припрячет чемоданчик в саду и позвонит в Вену. Ему
пришлют помощь; теперь они точно должны это сделать. Он продолжает ликовать,
опьяненный своим дерзким предприятием. Сколько их было в том складе старья? Не
меньше полудюжины. И он с ним справился, один со всеми. И это даже неплохо, что
Борис там остался, его успех, таким образом, делается только блистательнее.
Сейчас он уже на авеню Гранд-Арме. Скрытый в потоке, он ведет машину спокойно и
благоразумно. Чемоданчик блистает на полу в ногах пассажирского сидения.
*
* *
Пармантье вне себя. Паралич расползается по телу. Он
еще чувствует, как бешено колотится сердце, но его беспорядочные удары не
продлятся долго. Они наводят на мысль о… о чем? В голове все путается. То, чем
он стремится завладеть, находится в пятидесяти сантиметрах над головой, и добраться
до него невозможно. Если только… Дно металлического ящика сделано из гибкой
жести. Ахилл Пармантье обхватывает покрепче рукоятку ножа и, собрав все
оставшиеся силы, принимается колотить ящик лезвием. Он пробивает дно, но это ни
к чему не приводит. Надо бы… Он продолжает упорствовать. Днище ящика пружинит,
содержимое подпрыгивает, и начинает перескакивать через невысокий бортик. Он
смотрит, как сверху сыпятся разные предметы: калькулятор, деревянная линейка,
карандаши. Ты вывалишься, сволочь! И он бьет кинжалом, бьет, бьет с пылом
какого-то озаренного Равайяка. Коробочка канцелярских скрепок, сигарница.
Объект отказывается выходить. Он различает шум, снаружи. Крики, сирены полицейских
машин, другие, более плаксивые, карет скорой помощи…
Бордель дерьма! Сейчас его заберут. Надо быстрее.
Быстрее! Бы-стре-е! Он впадает в бешенство. Внезапно, шмяк! Рядом с ним
шлепается плоский тяжелый предмет, весьма похожий на телевизионный пульт. Он
тянется к нему. Его руки уже холодны, но они теплеют при прикосновении к
прибору. В верхней его части расположена массивная хромированная кнопка. Теперь
Ахиллу Пармантье остается лишь нажать на металлический выступ. Он смакует.
В это мгновение в кабинет входят люди.
Какой-то голос восклицает:
– Ну, старина, это дорога в дамки!
Давай, Ахилл, момент настал!
*
* *
Стевена выкатывается из туннеля Сен-Клу. Перед ним
автострада. Он прибавляет газу. Уже в третий раз за сегодняшний день он оказывается
в районе Версаля. Он обгоняет попутные тачки, неуклонно стремясь вперед. Перед
ним возникает голландская фура с прицепом, в сине-белых тонах, занявшая всю
скоростную полосу. Вот же болван! Он, что не может принять вправо, где и
следует двигаться медленному транспорту? Взбешенный Стевена принимается
сигналить. Водитель фуры делает все возможное, чтобы освободить дорогу. С
грехом пополам ему это удается. Стевена, обходя его, замечает на борту странные
буквы в черной оправе. Какой смешной язык. Он не завершает обгон грузовика.
Голландское слово, написанное на брезентовом тенте, становится последним, что
он видел в этом мире.
Ибо в указанный момент там, на бульваре
Гувьон-Сен-Сир, Ахилл Пармантье вдавливает хромированную кнопку на своем
устройстве.
Грохочущее пламя поглощает Стевена. Он не успевает
почувствовать боль, только лишь удивление, которое исчезает вместе с ним, так и
не прояснившись.
Комментариев нет :
Отправить комментарий