Присутствующие господа толпятся вокруг чемоданчика,
словно речь идет о только что вскрытом саркофаге.
Тут новый директор Фараонии (преемник того, кто
сменил Берюрье), вице-заместитель государственного секретаря, майор Фланель (из
канцелярии президента), затем еще шишка из ДСТ, имя которой я не помню, потому
что забыл.
– Все прошло хорошо, комиссар? – спрашивает мой
«босс» небрежным тоном, точно дело двигалось само по себе.
Это маленький толстяк, начисто ощипанный сверху,
багровеющий при малейшем приложенном усилии (например, когда открывает ящик
своего стола).
– Чрезвычайно хорошо, – отвечаю я.
Терпеть не могу ареопагов. Люди не слова, но трепа,
плетущие интриги в министерских кулуарах, прямодушные, как визиготы, всегда
готовые послать тебя забесплатно в драку, чтобы отвернуться, как только события
примут плохой оборот; люди, присваивающие твои победы, оставляя тебе только
лейкопластырь и нагоняи; надоели мне они хуже редьки, опротивели индюшинной
надутостью и жеманным лицемерием и, чтобы сказать уже раз и навсегда, вызывают
неудержимое желание блевать.
С ужасом смотрю я на этих пронырливых ничтожеств,
награжденных по рангу, до подлости жадных, темных заговорщиков и записных
шаркунов всех помпезных мероприятий; смотрю, воздавая хвалу Создателю,
сотворившему меня не по их образу, снабдив совершенно другими недостатками и
обеспечив несколькими качествами, которые служат мне средством очищения.
– Вы открывали чемоданчик, комиссар? – вопрошает
вице-как-его-там.
– Нет, господин министр, – опрыскиваю я сановитое
рыло духами, что приводит в конвульсивное содрогание жалкий улитковый рожок в
его плавках для худозадых.
И добавляю:
– Я бы себе не позволил, в задание входило только
завладеть им.
– А он не заминирован? – отважно ляпает майор
Фланель.
Военное соображение мгновенно вызывает массовое
отступление, так что шишка из ДСТ проходит прямо по моей ноге, чертов болван!
– Его просветили рентгеном в лаборатории, мой майор;
ничего подозрительного не обнаружили.
– Ну, тогда, право же, откройте его, комиссар, –
просит меня директор. – Эта честь принадлежит вам, поскольку именно вы его
захватили.
Захватили! Клянусь, среди них есть, кто не плюет на
стыд!
Я приближаюсь к чемоданчику с массивными застежками и
откидываю их одновременным движением больших пальцев. Присутствующие отступают
еще дальше. Но поскольку я не превращаюсь в конфетти, они подступают обратно.
Точно рыбешки, бросающиеся врассыпную, когда раздается всплеск, а затем быстро
возвращающиеся посмотреть, что упало.
Чемоданчик выложен полиэфиром красного цвета, в
котором устроены четыре углубления для стеклянных банок (в каждом по банке).
Внутри банок ничего, кроме какого-то мутноватого вещества на самом дне. На
завинченных крышках этикетки, содержащие предписания на английском с примесью
латыни и стилизованные черепа внизу.
Собравшиеся господа настороженно смотрят на четыре
емкости. Можно решить, что это пустые банки из-под варенья или же футляры для
объективов.
– Право слово, думаю, наши американские коллеги будут
удовлетворены, – лепечет мой начальник.
Он становится почти пурпурным, произнеся это. На месте
молодца я бы последил за своим артериальным давлением. Мне вспоминается дорогой
Ахилл прежних времен. Тот выглядел, как помесь английского лорда с французским
графом или герцогом. Новый же напоминает хозяина бистро, поднявшегося до
владельца крупной пивной. У него вид человека, довольного собой и готового
обнести всех присутствующих выпивкой за счет заведения.
– Им уже сообщили об успехе предприятия? – спрашивает
вице-черт-те-чего.
– Еще нет, оставляю вам это удовольствие, – лижет его
мой директор бистро прямо вдоль голубой яремной вены.
– В таком случае я немедленно связываюсь с
посольством США.
Майор Фланель бормочет:
– А в ожидании пока они заберут эту дрянь, куда мы ее
денем?
Ему отвечает молчание. Красноречивое. Все впериваются
в сосуды с высоким процентным содержанием насильственной смерти. Никто не горит
желанием приютить их. Никогда не знаешь…
Мой хозяин вздыхает:
– Мы плохо оборудованы для этого, имеющийся у меня
сейф недостаточных размеров, могу показать. К тому же, он забит документами, которые
нельзя никуда переносить.
Олух из ДСТ уверяет, что и он не в состоянии
позаботиться о посылке. Майор пожимает плечами. Вы можете представить, что он
притаскивает их в Елисейский дворец, а, господа? Нет, никто себе подобного не
представляет. Хорошо, значит, праздник на улице вице-заместителя
государственного секретаря, но тот надсадно вопит, что его кабинет чересчур
маленький. Занимаемая им должность была учреждена дополнительно, и размещается
он в бывшей ванной министерства текущих дел, вообразите себе!
Я слушаю четырех кретинов, играющих в мысленный регби
с проклятым чемоданчиком. Они пасуют друг другу, но не могут реализовать
попытку. Доводы, которыми они обмениваются, довели бы до слез и старую клячу.
В конце концов идею века находит майор: они поместят чемоданчик
в сейф соседнего банка ГДБ. Они арендуют ячейку сообща на четыре имени. Когда
американеры прибудут за своим барахлом, они достанут его и оформят передачу
банок. Предложение принимается единогласно. Каждый считает, что для майора это
очень даже неплохо придумано.
Четверка поднимается и отправляется стягивать с
вешалки свои дождевики, ибо над Панамой* бушуют разгневанные валькирии.
Описанные** господа, не прощаясь со мной, убираются, поручив тащить чемоданчик
бригадиру Пуалала.
Ибо, повторяю я, никогда не знаешь!..
_____________________________
*Во французском сленге у Парижа множество имен,
Панама – самое употребительное. –
Прим. переводчика.
**Надеюсь, у тебя хороший слух или, по крайней мере,
нюх и второй смысл слова от тебя не ускользнул. – Сан-А.
Комментариев нет :
Отправить комментарий