Джек Ритчи. ОБМЕН УСЛУГАМИ


– Я законопослушный гражданин и исправно плачу налоги, – заявил я высокомерно. – И когда наконец завершится ваше разрушительное вторжение в мое владение, я требую, чтобы все было приведено в прежний вид.
         – Полноте, не стоит беспокоиться об этом, мистер Уоррен, – ответил сержант уголовной полиции Литтлер. – Муниципальные службы наведут здесь идеальный порядок.
Он улыбнулся.
– В любом случае, найдем мы что-нибудь или нет.
Он намекал, естественно, на тело моей жены.
До сего времени они его не нашли.
– Вам предстоит немало работы, сержант. Ваши люди практически перелопатили мой сад. Лужайка походит на вспаханное поле. Вы, очевидно, намереваетесь разобрать дом по кирпичику: в данный момент я вижу, как полицейские спускаются в подвал с отбойным молотком.
Мы сидели на кухне, и Литтлер пил свой кофе маленькими глоточками. Он все еще лучился уверенностью.
– Полная площадь Соединенных Штатов равна 9518376 квадратным километрам, включая водную поверхность.
Литтлер, несомненно, выучил эту цифру наизусть именно для таких ситуаций.
– А Гавайи и Аляска тоже включены? – спросил я леденцовым голосом.
Он не позволил выбить себя из седла.
– Думаю, мы можем их опустить. Итак, я повторяю, полная площадь поверхности Соединенных Штатов равняется 9518376 квадратным километрам. Сюда входят горы и равнины, города и сельские местности, пустыни и озера. И тем не менее, когда кто-нибудь убивает жену, то непременно закапывает ее в собственном саду.
Конечно, это самое надежное место, подумал я. Если закопать жену в лесу, то наверняка, на нее наткнется какой-нибудь бездельник скаут, разыскивающий по кустам свои стрелы.
Литтлер снова улыбнулся.
– Каковы размеры вашего участка?
– Двадцать на пятьдесят метров. Вы отдаете себе отчет, что я потратил годы работы, прежде чем земля в моем саду стала плодородной? Ваши люди перерыли всю почву, и повсюду теперь выпирают пятна глины.
Прошло уже два часа, а Литтлер продолжал выглядеть таким же уверенным в своей победе, как и вначале.
– Я сильно боюсь, мистер Уоррен, что вскоре у вас появятся другие неотложные заботы, помимо возделывания вашего сада.
Через окно кухни я видел оборотную сторону участка. Под наблюдением полиции восемь или десять муниципальных служащих тщательно перекапывали землю параллельными траншеями.
Литтлер наблюдал за ними.
– Мы очень педантичны. Мы проведем анализ сажи в каминной трубе, мы просеем золу в вашей печи.
– Моя печь работает на солярке.
Я снова налил кофе.         
– Я не убивал жену. Я действительно не знаю, где она находится.
Литтлер взял сахар.
– Как вы объясняете ее отсутствие?
– Я ничего не объясняю. Эмилия собрала ночью свой чемодан и покинула меня. Вы, наверное, заметили, что некоторые ее вещи отсутствуют.
– Откуда мне знать, что именно принадлежало ей?
Литтлер бросил взгляд на фотографию моей жены, которую я ему дал.
– Не хочу вас обидеть, но почему вы на ней женились?
– По любви, разумеется.
Нелепость подобного утверждения была столь очевидна, что даже сержант не смог этому поверить.
– Ваша жена была застрахована на десять тысяч долларов, не так ли? И наследуете ей вы?
– Да.
Страховка, конечно же, сыграла не последнюю роль в ее ликвидации, но это не было главным мотивом. Я избавился от Эмилии по той простой причине, что больше уже не мог ее выносить.
Я не хочу сказать, что женясь на ней, находился под воздействием неистовой страсти. Это не в моей натуре. Думаю, если я решился испить радостей супружеской жизни, то скорее из-за того, что не смог устоять перед чувством панургической вины, рано или поздно порождаемой затянувшимся холостячеством.
Эмилия и я были служащими Маршалл Пэйпер Продактс Компани, я главным бухгалтером, она прилежной машинисткой, бедной и без особых перспектив на замужество.
Она была незаметной, молчаливой и замкнутой. Желанием принарядиться не отличалась, ее разговоры никогда не поднимались выше замечаний о погоде, а умственная гимнастика ограничивалась неежедневным разгадыванием кроссвордов.
Короче, она была идеальной супругой для человека, считающего брак скорее полюбовной сделкой, чем романтическим приключением.
Но удивительно как, утвердившись в браке, незаметная, молчаливая и замкнутая женщина может превратиться в решительную мегеру.
Она могла бы, по крайней мере, испытывать ко мне чувство определенной признательности.
– Как вы ладили друг с другом?
Как комоды. Но я сказал:
– У нас были свои маленькие разногласия, но разве это не общий удел?
Однако сержант, похоже, располагал более подробной информацией.
– По словам ваших соседей, вы ссорились не переставая.
Под соседями он, надо полагать, разумел Фреда и Вильму Триберов. Поскольку мой участок угловой, их дом единственный был мне соседним.
Сомнительно, чтобы Эмилию можно было услышать в следующем владении, у Моррисонов. Хотя исключить нельзя. Набирая вес, она набирала и голос.
– Триберы слышали, как вы бранились с женой каждый вечер.
– Только когда сами переставали скандалить. И неправда, что они слышали нас обоих. Я никогда не повышаю голос.
– Последний раз вашу жену видели живой в пятницу вечером, когда она возвращалась домой.
Да, она вернулась из магазина самообслуживания с замороженными блюдами и мороженым. Это почти единственная ее уступка кулинарному искусству. Завтрак я готовил себе сам, ланч устраивал в кафетерии Клуба, а вечером был выбор – приготовить обед самостоятельно или провести сорок минут в переполненном ресторане.
– Это последний раз, когда ее видели другие, – сказал я. – Я же видел ее в последний раз, когда мы легли спать. Проснувшись утром, я обнаружил, что она собрала свой чемодан и ушла.
В подвале отбойный молоток принялся взламывать бетонный пол. Происходило это с таким грохотом, что я был вынужден закрыть заднюю дверь.
– И кто же видел Эмилию в последний раз, я имею в виду, помимо меня?
– Мистер и миссис Триберы.
Существовало определенное сходство между Вильмой Трибер и Эмилией. Обе стали сильными женщинами, амазонками по духу и карлицами по уму. Фред Трибер был маленького роста, с вечно слезящимися глазами, то ли от рождения, то ли от своего брака. Но он прилично играл в шахматы и выказывал восхищение той твердостью характера, которой обладал я и которая у него отсутствовала.
– В полночь пятницы Фред слышал нечеловеческий крик из вашего дома.
– Нечеловеческий?
– Это его собственное определение.
– Фред Трибер лгун, – заявил я категорически. – А его жена, надо полагать, тоже слышала?
– Нет, у нее очень крепкий сон.
– А этот, так называемый, нечеловеческий крик разбудил Моррисонов?
– Нет, они так и спали. К тому же, их дом далеко от вашего. Дом Триберов всего лишь в пяти метрах.
Литтлер набил трубку табаком.
– Фред Трибер хотел было разбудить жену, но потом передумал. У нее, похоже, плохой характер. Однако заснуть уже не смог. И около двух ночи услышал шум в вашем саду. Он подошел к окну и увидел, как вы в лунном свете копаете яму. На этот раз он решился разбудить жену. И они наблюдали за вами уже вдвоем.
– Грязные шпионы. Значит, вам это известно с их точки зрения?
– Да. Зачем вы взяли такой большой ящик?
– Какой сумел найти. Но по размерам ему все же далеко до гроба.
– Миссис Трибер размышляла об этом весь субботний день, и когда вы сказали ей, что ваша жена в отъезде и будет отсутствовать довольно долго, она в конце концов решила, что вы… мм… придали телу жены более компактную форму и зарыли в саду.
Я налил себе еще чашечку кофе.
– Прекрасно, и что же вы раскопали?
Литтлер не сразу преодолел смущение.
– Дохлую кошку.
Я кивнул головой.
– Таким образом, я обвиняюсь в погребении кошки?
Он улыбнулся.
– Вы очень скрытны, мистер Уоррен. Поначалу вы утверждали, что вообще ничего и никогда не закапывали.
– Я думал, это не по вашей части.
– А когда мы обнаружили кошку, вы заявили, что она умерла естественной смертью.
– Мне так показалось.
– Кошка принадлежала вашей жене, кто-то размозжил ей череп. Это трудно не заметить.
– Я не имею привычки осматривать кошачьи трупы.
Он медленно выпустил облако табачного дыма.        
– По моей версии, убив жену, вы убили и ее кошку. Возможно, потому что ее присутствие напоминало вам о ней. Или же кошка видела, как вы избавляетесь от тела жены, и вы боялись, как бы она нас не привела…
– Полноте, сержант, – сказал я.
Его лицо покрылось краской.
– Но такие случаи известны, животные рыли землю в том месте, где закопан хозяин, или хозяйка. Главным образом, собаки, я знаю. Но почему бы и не кошки?
И я об этом подумал в свое время. Почему бы и не кошки?
Литтлер прислушался к отбойному молотку.
– Когда нам сообщают, что кто-то исчез, первым делом мы распространяем описание примет через Бюро пропавших. Потом ждем. Почти всегда, спустя неделю-другую, исчезнувший возвращается домой. В основном, когда кончаются деньги.
– Тогда какого дьявола вам бы не действовать так же и в этом случае? Я убежден, что Эмилия вернется через несколько дней. Я знаю, у нее не более сотни долларов, а заработать себе на жизнь, боюсь, у нее не получится.
Он слегка обнажил зубы.
– Поскольку в данном случае мы имеем исчезнувшую супругу, человека, слышавшего крик, и двух свидетелей загадочных похорон в саду при лунном свете, перед нами  все признаки преступления. И мы не можем позволить себе ждать.
Как, впрочем, и я. В конце концов, тело Эмилии не будет сохраняться вечно. По этой причине я и убил кошку, а затем постарался, чтобы меня видели закапывающим ящик. Но я сказал кисло-сладким голосом:
– И вы решительно хватаетесь за лопаты и кирки и устраиваете погром во владении добропорядочного обывателя? Предупреждаю, я подам на вас в суд, если хоть одна ветка, камень, кирпич или ком земли не будут возвращены точно на свое место.
Литтлер ничуть не смешался.
– А кроме того, на ковре вашей гостиной пятно крови.       
– Это моя собственная кровь, я вам уже говорил. Я случайно разбил стакан и поранил руку.
Я снова показал ему порез, уже начинающий затягиваться.
Это не произвело на него никакого впечатления.
– Алиби для объяснения пятна, – сказал он. – Вы это сделали специально.
Конечно, специально. Но это пятно на ковре понадобилось мне на случай, если обстоятельств будет недостаточно, чтобы направить полицию по тому следу, по которому я хотел ее пустить.
Я заметил Фреда Трибера, облокотившегося о разделительный забор и наблюдавшего, как люди Литтлера предаются разорению моего сада.
Я поднялся.
– Пойду поговорю с тем типом.
Литтлер последовал за мной.
Между грудами камней и кучами земли я пробрался к забору.       
– И это называется быть хорошим соседом?
Фред сглотнул слюну.
– Поверь, Альберт, я не хотел причинять тебе неприятности. Я не считаю, что ты действительно мог это сделать, но ты же знаешь Вильму и ее воображение.      
Я метнул в него разъяренный взгляд.
– Больше ни одной партии в шахматы.
Я повернулся к Литтлеру.
– Что позволяет вам быть столь уверенным, что именно здесь я избавился от тела жены?
– Ваша машина. В пятницу в пять тридцать пополудни вы заехали на станцию техобслуживания на Муррей Стрит. Вы попросили сменить масло в двигателе. Служащий приклеил на торец дверцы обычную этикетку, указывающую дату исполнения работы и показания спидометра. С того времени ваша машина прошла один километр триста метров. Это как раз расстояние от станции до вашего жилища         .
Он улыбнулся.
– Другими словами, вы поехали прямо домой. В субботу вы не работаете, сегодня воскресенье. С пятницы ваш автомобиль не двигался.
Я очень надеялся, что полиция заметит эту этикетку. В противном случае пришлось бы тем или иным способом привлекать к ней внимание. Я холодно поджал губы.
– А вы не рассматривали такой вариант, что я просто отнес ее на ближайший пустырь и закопал там?
Литтлер снисходительно усмехнулся.
– Ближайший пустырь находится в сорока кварталах отсюда. Трудно представить, чтобы вам удалось незаметно пронести ее тело по улицам даже ночью.
Трибер отвел глаза от группы людей, суетящихся на моем цветнике.
– Слушай, Альберт, твои далии все равно выкопаны, может, обменяешь несколько своих Гордон Пинк на мои Эмбер Голиаф?
Я повернулся и большими шагами направился к дому.
Минул полдень, и мало-помалу, по мере того как Литтлер принимал доклады своих людей, его лицо теряло уверенность.
День заканчивался, в половине седьмого в подвале затих отбойный молоток.
В кухню вошел некий сержант Шилтон. Он выглядел уставшим, голодным и разочарованным, его брюки были заляпаны глиной.
– Внизу ничего нет. Совершенно ничего.
Литтлер сжал зубы на мундштуке своей трубки.
– Вы уверены? Вы везде искали?
– Даю голову на отсечение, – сказал Шилтон. – Если бы тело было в доме, мы бы непременно его нашли. Люди снаружи тоже закончили.
Литтлер одарил меня злобным взглядом.
– Я знаю, что вы убили вашу жену, я это чувствую.
Человек  нормального умственного развития, вынужденный прибегать к инстинкту, всегда вызывает жалость. Но в данном случае он не ошибался.
– Я, пожалуй, приготовлю себе печень с маленькими луковичками. Несколько лет уже не ел ее, – сказал я весело.
В заднюю дверь кухни вошел полицейский.
– Сержант, я только что говорил с тем типом, Трибером, который живет по соседству.
– И что? – спросил Литтлер с нетерпением.
– Он рассказал, что у мистера Уоррена есть загородный дом где-то у озера в округе Байрон.
Я выронил пакет с печенью, который вытаскивал из холодильника. Чертов идиот Трибер с его болтливостью!
Глаза Литтлера расширились. Его настроение мигом переменилось, и он ухмыльнулся.
– Ага! Они всегда закапывают их в своих владениях.
Вероятно, я побледнел.
– Вы не тронете ни пяди той земли. Я потратил две тысячи долларов на мелиорацию, и у меня нет никакого желания увидеть ее разоренной вашими вандалами.
Литтлер засмеялся.
– Шилтон, разыщите мне прожекторы и скажите людям собирать инструмент.
Он повернулся ко мне.
– А теперь не поведаете ли нам, где находится ваше укромное жилище?
– Я категорически отказываюсь говорить. Вы прекрасно знаете, что ни в каком случае я не мог туда добраться. Счетчик моей машины показывает, что она не покидала гаража с пятницы.
Он отмел это соображение.
– Вы могли подделать показания. Ну, так где же этот загородный дом?
Я скрестил руки на груди.
– Я отказываюсь отвечать.
Литтлер улыбнулся.
– Нет смысла тянуть время. Если вы, конечно же, не намереваетесь пробраться туда, откопать ее и перепрятать в другое место.
– Ничего подобного я и не держу в мыслях. Тем не менее, я собираюсь прибегнуть к моим конституционным правам на молчание. 
Литтлер воспользовался моим телефоном, чтобы спешно соотнестись с графством Байрон, и получасом спустя уже располагал точным адресом моего загородного дома.
– Теперь послушайте меня, – сказал я, когда он дал отдых телефонной трубке. – Не надейтесь, что вам удастся привести то место в такое же состояние, как этот дом. Я немедленно звоню мэру и прошу, чтобы вас отозвали.
Литтлер пребывал в превосходном расположении духа и разве что не потирал руки.
– Шилтон, пошлите завтра сюда бригаду, чтобы привести все в порядок.
Я проводил Литтлера до двери.
– Каждый цветок, каждую травинку, иначе я вызову своего адвоката.
В этот вечер я съел печенку с маленькими луковичками без особого аппетита.

Около полдвенадцатого я услышал стук в заднюю дверь и пошел открывать.
Вид у Фреда Трибера был виноватым.
– Мне очень жаль.
– Какой черт дернул тебя сказать о загородном доме?         
– В разговоре вырвалось.
Я не сдержал злости.
– Они все разворотят. А я там такой газон вырастил.
Я мог бы дать полный ход гневу, но все же взял себя в руки.
– Твоя жена спит?
Фред кивнул головой.
– Раньше завтрашнего утра не проснется. Как обычно.       
Я взял пальто и шляпу, и мы направились к подвалу Фреда.
Тело Эмилии хранилось в прохладном закутке, завернутое в брезент. Лучшего места для временного тайника не найти. Вильма спускалась туда только в дни стирки.
Фред помог мне донести Эмилию до моего дома, и мы спустили ее в подвал, который больше походил теперь на полигон после танкового сражения.
Мы бросили Эмилию в самую глубокую яму и навалили сверху добрых полметра земли и мусора. Для моего замысла этого было достаточно.
Фред выглядел несколько обеспокоенным.
– Ты уверен, что они ее не обнаружат?
– Абсолютно. Самое надежное место то, которое уже осмотрели. Завтра вернется бригада. Они завалят ямы и восстановят бетонное покрытие.
Мы поднялись в кухню.
– А мне в самом деле необходимо ждать целый год? – жалобно спросил Фред.
– Конечно. Не стоит играть с подозрениями. Через двенадцать месяцев ты можешь спокойно убить свою жену, и я буду держать ее в моем подвале, пока они не кончат перерывать твой дом.
Фред вздохнул.
– Мне еще долго придется терпеть Вильму. Но мы бросали монету, все честно, ты выиграл.
Он кашлянул.
– Ты говорил не всерьез, Альберт?
– Не всерьез о чем?
– Что никогда больше не будешь играть со мной в шахматы.
При мысли о том, чем занимается сейчас полиция в моем загородном доме, мне очень хотелось ответить, что это правда.       
Но у него был такой жалобный и раскаивающийся вид, что я вздохнул и сказал:
– Я пошутил.         
Лицо Фреда расплылось в улыбке.
– Я иду за доской.


Перевод с английского –
Иван Логинов


Комментариев нет :