Антигравитационные плоты основывали свое действие на тех же принципах, что и система искусственной гравитации. Было открыто, что изменения, которые претерпевал объект, переставший подчиняться законам тяготения, происходили на молекулярном уровне, но они не становились необратимыми для структуры вещества. Искусственное гравитационное поле немного смещало орбиты электронов. Это создавало напряжение, вызывающее небольшую, но общую их перегруппировку. Материя в таком виде оказывалась неподвластной обычным инерционным явлениям, вызываемым ускорением и торможением. Корабль, снабженный системой подобного рода, мог резко остановиться в пространстве, даже если его скорость составляла многие миллионы километров в секунду.
Нападавшие погрузили
оружие на плоты и взобрались на них сами, включив поле достаточной
напряженности. Затем, используя силу магнитного притяжения, двинулись к
открытой двери, находящейся в шестидесяти метрах от них.
Они преодолели метров
пятнадцать, затем плот замедлил ход, полностью остановился и поплыл обратно.
Потом снова замер.
Гросвенор, занятый у
приборной панели, присоединился к Мак Канну.
– Что вы сделали? –
спросил ошеломленный геолог.
Гросвенор ответил без
раздумий:
– Вы видели, как они
продвигались, наведя магниты на стальные стены. Я им противопоставил поле
отталкивания, которое само по себе не является чем-то новым. Однако в данном
случае, по сути, оказывается задействованным термодинамический процесс,
напоминающий скорее тот способ теплообмена, который мы с вами используем для
поддержания температуры собственного тела. Теперь им остается лишь попробовать
реактивные двигатели, гребные винты или же, – рассмеялся он, – весла.
Мак Канн, продолжавший
смотреть на экран, не разделил веселья Гросвенора.
– Они не станут этим
заниматься. Они собираются пустить в ход излучатели. Лучше бы вам закрыть
дверь!
– Подождите!
Мак Канн пришел в сильное
беспокойство.
– Но жар проникнет сюда.
Мы спечемся!
Гросвенор покачал
головой:
– Я говорил вам. Тут у
нас задействован термодинамический процесс. Получив дополнительную порцию
энергии, всякая металлическая поверхность постарается удержать свой
температурный баланс на чуть более низком уровне. Ну, вот… смотрите!
Переносной тепловой
излучатель стал белым. Мак Канн удивленно ругнулся.
– Лед, – пробормотал он.
Но каким образом?..
Стены и пол покрылись
инеем. Стылый воздух проник в дверь. Мак Канн поежился.
– Равновесие на чуть
более низком уровне, – повторил он ошалевшим тоном.
Гросвенор поднялся:
– Думаю, им пора
вернуться назад. В конце концов, я не стремлюсь к тому, чтобы они заболели.
Он подошел к аппарату,
расположенному у стены первой комнаты. Сел за пульт с клавиатурой разного цвета,
разделенной на двадцать пять рядов по двадцать пять клавиш в каждом. Мак Канн
приблизился к нему и спросил:
– Что это такое? Я
впервые вижу подобное устройство.
Беглым движением пальцев,
почти небрежно, Гросвенор коснулся семи клавиш, затем ногою придавил педаль.
Негромко прозвучала чистая ясная мелодия. Ноты угасли, но отголоски созвучий
оставались в воздухе еще много секунд.
Гросвенор поднял голову:
– Какие ассоциации вызвал
у вас этот мотив?
Мак Канн медлил с
ответом. На лице его было странное выражение.
– Я видел орган, играющий
в церкви. Затем картина сменилась, и я оказался на политическом собрании;
кандидат включил веселую музыку, чтобы поднять настроение своих будущих
избирателей. – Он прервался и закончил почти шепотом: – Так вот что могло бы
обеспечить вам победу на выборах…
– Среди прочего.
– Черт возьми, у вас
страшная власть.
– На меня это не
действует, – сказал Гросвенор.
– Но вы специально
подготовленный. Не доведешь же до кондиции всю человеческую расу.
– Младенец проходит
подготовку, когда учится двигать руками, ходить, разговаривать. Почему бы не
продолжить улучшение способностей гипнотическим обучением, химическими
препаратами, правильно подобранным питанием? Такое возможно уже сотни лет. Это
помогло бы избежать множества болезней, душевных страданий, всякого рода
катастроф, вызванных непониманием человеком того, что происходит в его теле и
сознании.
Мак Канн перевел внимание
на аппарат с клавиатурой:
– Как он работает?
– Он представляет собой
сложное соединение из кристаллов и электрических цепей. Вы знаете, что
электричество способно изменять некоторые кристаллические структуры. Аппарат
позволяет создавать ультразвуковые волны, не воспринимаемые ухом и действующие
прямо на мозг. Я могу сыграть на данном инструменте, как музыкант на своем, и
вызвать у человека определенные умонастроения и расположения чувств, чересчур
глубокие, чтобы сопротивляться им без специальной предварительной подготовки.
Мак Канн подошел к своему
креслу и сел. Он был бледен.
– Вы меня пугаете, –
произнес он тихо. – Я уже говорил, что нахожу ваши методы аморальными.
Гросвенор внимательно
посмотрел на него. Потом повернулся к пульту и тронул клавиши. Теперь мелодия
была печальнее, нежнее. Воздух вокруг них оставался ею наполненным еще долго
после того, как ноты стихли.
– Что вы испытали на этот
раз? – спросил Гросвенор.
Мак Канн опять помедлил,
затем ответил не очень уверенным голосом:
– Я подумал о матери. Я
почувствовал сильное желание вернуться домой и…
Гросвенор наморщил лоб:
– Слишком опасно, –
сказал он. – Если я усилю тему хотя бы чуть-чуть, кое-кто из них попытается
принять положение, в котором находился во чреве матери.
Он сделал паузу.
– А так?
Раздался звон колокола,
отозвавшийся эхом где-то вдали.
– Я был младенцем, –
сказал Мак Канн, – и подоспел час укладываться в постель. Господи, как хочется
спать!
Похоже, он не заметил,
что неожиданно перешел на настоящее время. Он невольно зевнул.
Гросвенор выдвинул ящик и
достал два пластиковых шлема. Один протянул Мак Канну, другой надел сам.
Геолог последовал его
примеру с видимым отвращением.
– У меня нет никакого
желания изображать из себя Макиавелли, – заметил он брезгливым тоном. – Но вы
скажете, что ничего не означающие звуки не в первый раз используются для
возбуждения определенных чувств и воздействия на людей.
Гросвенор, настраивавший
какой-то прибор на панели, прервал работу, чтобы ответить:
– Люди расценивают
что-нибудь как нравственное или безнравственное в соответствии с ассоциациями,
возникающими в их умах непосредственно в момент рассмотрения проблемы. Отсюда
не следует, что ни в какой этике нет смысла. Лично моя мораль основывается на
том, что нужно быть полезным наибольшему количеству людей, не ущемляя и не
отменяя при этом прав тех, кто не придерживается названного принципа. Общество
должно научиться оберегать больных и несведущих.
Он разгорячился:
– Заметьте, прошу вас,
что никогда ранее я не использовал данный инструмент. Я не прибегал к
гипнотическим методам за исключением того случая, когда Кент захватил мои
рабочие помещения, но я собираюсь сделать это сейчас. Еще в начале полета я мог
бы привлечь сюда людей дюжиной способов. Почему я воздерживался? Потому что
институт нексиализма имеет свой моральный кодекс, который прививается студентам
и на котором построено все, чему их учат. Я могу нарушить заложенные этические
принципы, но это будет чрезвычайно трудно.
– А сейчас вы их разве не
нарушаете?
– Нет.
– В таком случае,
нексиалистская мораль мне кажется очень гибкой.
– Все верно. Как только я
убеждаюсь, а в настоящий момент так оно и есть, что мои действия правильны,
никакие соображения эмоционального порядка уже не должны меня останавливать.
Мак Канн молчал.
Гросвенор продолжил:
– Полагаю, у вас
возникает образ диктатора – меня в данном случае – силой завладевающего
демократией. Это ложный образ, поскольку подобный корабль может управляться
методами, лишь с виду демократическими. И особенно не забывайте, что по
возвращении с меня можно будет спросить.
Мак Канн вздохнул:
– Видимо, вы правы.
Он посмотрел на экран.
Гросвенор проследил за его взглядом и увидел, что нападавшие пытаются
продвинуться вперед, используя стены. Их руки проходили сквозь переборку, но
некоторое сопротивление там все же имелось.
– Что вы теперь будете
делать?
– Я их усыплю… вот так.
Он нажал на клавишу
своего инструмента.
Зазвонил колокол, как
показалось, громче, чем раньше. Однако люди в коридоре сразу же погрузились в
сон.
Гросвенор поднялся.
– Это станет повторяться
каждые десять минут, а размещенные повсюду динамики будут разносить звук по
всему кораблю. Пойдемте.
– Куда мы?
– Хочу оборудовать
главный распределитель электроэнергии новым реле.
Он отправился за своим
устройством и мгновением позже вышел в коридор в сопровождении Мак Канна.
На протяжении всего пути
им попадались спящие люди. Мак Канн, поначалу выражавший свое удивление постоянными
восклицаниями, мало-помалу притих с хмурым лицом. Наконец он произнес:
– Трудно поверить, что
человек до такой степени беззащитен.
Гросвенор качнул головой.
– В действительности дело
обстоит еще хуже, чем вы думаете, – сказал он.
Они добрались до
машинного зала, и Гросвенор установил свое реле. Операция заняла не более
десяти минут. Он молча спустился с лестницы, ведущей к распределительной
стойке, не объясняя, ни что именно сделал, ни чего рассчитывает добиться.
– Не будем об этом
говорить, – сказал он Мак Канну. – Если они заметят, мне придется возвращаться
и ставить другое.
– Теперь вы их разбудите?
– Да. Как только окажусь
в отделе. Но сначала хочу, чтобы вы помогли мне перенести фон Гроссена и
остальных в их каюты. Пусть они будут противны сами себе.
– Вы полагаете, они
уступят?
– Нет.
Он оказался прав. Поэтому
в десять часов следующего утра, он нажал на кнопку, задействовав установленное
накануне реле.
Все лампы на корабле
принялись слегка мерцать. Это было нексиалистской версией суггестивных методов
риимов. Мгновенно все члены экспедиции, не отдавая себе в том отчета, впали в
состояние глубокого гипноза.
Гросвенор уселся за свой
инструмент, возбуждающий нужные чувства. Он сосредоточился на выражении
мужества и самопожертвования, долга по отношению к расе перед лицом опасности.
Ему удалось вызвать и сложное ощущение того, что время проходит вдвое и даже
втрое быстрее обычного.
Потом он включил
коммуникатор и по основной линии дал точные указания каждому. Перед тем как
покончить с этим, он сообщил, что отныне они будут слушаться при произнесении
ключевого слова, не зная, что оно подчиняющее, и не помня после, что оно было
произнесено.
Затем он заставил их
полностью забыть обо всем гипнотическом эксперименте.
Он отправился в машинный
зал и убрал реле.
Вернувшись в отдел и
разбудив всех на борту, связался с Кентом. Он сказал ему:
– Я снимаю свой
ультиматум. Я готов уступить. Я понял, что не могу идти наперекор желанию всех
остальных членов экспедиции. Хочу, чтобы вы снова созвали собрание руководителей
отделов, на котором я буду присутствовать лично. Естественно, я попытаюсь еще
раз настоять на том, чтобы мы направили все наши силы на борьбу с разумным
существом этой галактики.
Он не удивился, услышав,
как руководители отделов заявили с поразительным единодушием, что после
некоторого размышления изложенные факты им показались неопровержимо
доказывающими очень серьезный характер опасности, и посему нужно немедленно
подниматься на битву.
Кент получил приказ
преследовать врага всеми средствами и невзирая на личные жертвы, на которые
должны пойти члены экспедиции.
Гросвенор, не мешавший
свободному волеизъявлению собравшихся, не без внутреннего смеха наблюдал, как
Кент от себя лично примешивает явное отвращение к признанию того, что
необходимо переходить к действиям.
Великое сражение между
человеком и его противником вот-вот должно было начаться.
Комментариев нет :
Отправить комментарий