Просыпаемся от прикосновения к плечу.
– Грех, конечно, – говорит стоящий рядом братуха, –
будить выходящего в рейд раньше времени, но ты сам посмотри.
Протираем глаза. Внутренность закутка залита
призрачным фиолетовым сиянием, исходящим от висящей на гвоздике вараньей
жилетки. Вернее, от основания костяного отростка, выглядывающего из наспинных
ножен.
Подносим поближе раскрытую ладонь, потом трогаем
пальцем.
Совершенно холодный.
– Что там у тебя?
– Драчий рог, – отвечает Брайан. – Или драковский,
слово еще не подобрал.
– То есть?
– То есть, рог драка.
– Что за зверь?
– Тоже пока не ясно. Просто Зверь, но с заглавной
буквы.
– Где ж ты его отыскал?
– В заброшенных каменоломнях. Валяется в одном из
ущелий с тяжелым ножом во лбу, вбитым по самую рукоять. Затопляет окрестности
волнами злобы, но двинуться уже не может. В отличие от второго, сразу же рванувшего
на север. И, видимо, под объектом в браслете подразумевается именно он. Тот, который
в данный момент пульсирует в снегах аналогичным рогом.
Братуха встряхивает головой.
– Подожди, получается, ты и есть тот гарпунщик,
блюдущий линии?
– Похоже, что отныне да. Во всяком случае, где-то там
решено, что должно быть так.
– Кем решено?
– Сие неведомо.
– А отказаться ты можешь?
Брайан задумывается, вслушивается в себя.
– Понимаешь, – произносит медленно, – это
единственное, что у меня есть.
– Да я только к слову, – машет ладонью братуха, – сам из
таких.
Неожиданно оттенки окрашенности внутрискладского
интерьера меняются. Рог в наспинных ножнах, медленно наливающийся внутренним
светом, ускоряет процесс, с ходу минует лиловый и выдает слепящую вспышку
дугового разряда.
– Что за черт? – прикрыв глаза, братуха отшатывается.
Насыщенность освещения постепенно опадает, рог
возвращается к своему черно-фиолетовому.
– Не знаю, – покачивает головой Брайан, – и на родном
носу, и потом в дороге ничего подобного он не выкидывал. Я думал, это с самим
драком связано. С ним что-то было не в порядке. Изначально, еще до того, как
потерял способность двигаться. Слушай, а ведь тебе, пожалуй, больше известно.
– С чего ты решил?
– Обоих драков содержали на вашей пусковой, в пустых ракетных
шахтах. Видимо, какие-то эксперименты проводили. Понятно, в режиме секретности,
но что-нибудь всегда просачивается.
Братуха морщит лоб.
– Ну была там какая-то лаборатория. Считалось, что
влияние фоновой радиации изучают. На предмет снижения последствий. Особо и не
скрывались, лекции даже в клубе читали, рекомендации по нашему питанию
разрабатывали.
– Ладно, – говорит Брайан, – давай зайдем с другой
стороны. У тебя на складе ничего лишнего нет?
– Что значит лишнего?
– Не относящегося к обеспечению, или неизвестного, с
каким-нибудь непонятным названием в инвентарной описи.
– Да там все «изделие номер…»
– Но за эти годы ты, наверное, с каждым разобрался?
– Ну, более или менее. Хотя… В самом деле, имеется тут
одна комнатка в дальнем углу. Полностью обшитая железом. Можно сказать,
бронированная. С кодовым запором. Я как-то сунулся со своей мыльницей, но замок
сразу же распознал несанкционированное вмешательство и заблокировался наглухо. О
чем и объявил каркающим голосом из динамика над дверью. Потом добавил, что
следующая попытка приведет к инициации ядерного заряда внутри. Может, и шутка.
В смысле, что ядерный.
– Чего хранится, знаешь?
– Нет, но, кажется, видел, как оно выглядит издалека. Завозили
именно в то утро, когда я тут на посту стоял. Подошла фура, развернулась задом,
изнутри высыпали бравые ребятки в армейском камуфляже и бегом выстроили оцепление.
Не наши, по повадкам натасканные волкодавы. Из тех, что сначала стреляют, а
потом начальство за них думает, чем обосновать. Мордатого прапора выгнали из
склада, меня начкар тоже отвел за линию. Потом двое выволокли из кузова
контейнер, типа бака с двумя ручками, и протащили в арсенал. Третий просто
сопровождал. Минут через пятнадцать вышли обратно, все загрузились в фуру и
отбыли. Мордатый начал было бурчать про то, как же ему нести ответственность,
коли ключа не оставили? Начкар посоветовал обращаться к командиру части. Других
разговоров по этому поводу не припомню.
– Контейнер-то металлический?
– Судя по тому, как носильщиков гнуло, может, даже
свинцовый.
– Плюс бронированные стены, – раздумчиво добавляет
Брайан. – И тем не менее, не экранирует. А счетчиком Гейгера возле комнаты
проверял?
– Отклонений от общего уровня нет.
– Какие еще индикаторы излучений существуют?
– Биологический, – усмехается братуха. – Правда, с
надежностью он только одно определяет. Ежели все сразу померли, то излучение
точно есть.
– Подожди-подожди, а ежели наоборот?
– В смысле, не все?
– В смысле, совсем не померли. Ни сразу, ни потом. Когда
бы уже и удивления не вызвало.
– А, вон ты о чем. Ну а что за резон в таком случае
прятать чудодейственный контейнер в гарнизонном складе? Пользовались бы
наперебой.
– Возможно, это всего лишь побочный эффект. За теми,
которые исследовали, и не распознанный. Когда, говоришь, его привезли? За какое
время перед тем, как ты заступил на свою последнюю нескончаемую вахту?
– Да почти накануне, где-то за неделю. Думаешь, одно с
другим связано?
– С уверенностью не скажешь, но именно в последнюю
неделю стало понятно, что Зверя уже не удержать.
– Слушай, – загорается братуха, – а давай ковырнем
прямо сейчас!
– А ну как в самом деле рванет? Разнесет все по
окрестностям, тогда уж точно растащат. Получится, не исполнил долг. Последний
оплот рухнет. Кстати, я тут к тебе пацана направлял, вихрастый такой…
– Был вихрастый. Познакомились. Обсудили, как лучше выяснить,
куда Харя своих подопечных сплавляет. Разработали одну многоходовку.
– Благое дело. А то тут все потихонечку приберут к
рукам, пока местные дремлют себе. Три века, как один. С места не стронешь. А
если и стронешь, корневища дальше не пустят. Пацан-то, вроде, из других. В
следующий раз когда собирался?
– Обещал на днях, как первые результаты появятся.
– Можешь ему просьбу передать? – поднимает взгляд
Брайан. – От меня лично.
– Отчего же не передать?
– На востоке есть змееловное племя, он знает. Пусть
как-нибудь заглянет к ним, не нужно ли чего? Заодно дурачку нашему привет
передаст.
– Как он там?
– В гору пошел, теперь уже старший охотник.
– Представляю, – смеется братуха. – А они что, все такие?
– Ну, в общем… друг друга стоят. Хотя за главного в
стойбище шаман, так тот достаточно толковый. Обращаться лучше к нему. От места
встречи, к которому вихрастый меня водил, нужно подняться в верхнюю долину и
свернуть в пятый распадок по левой руке. Запомнишь?
– От места встречи вверх и пятый распадок налево.
Братуха сопровождает слова последовательным загибанием
пальцев на вскинутой шуйце, оставляя оттопыренным лишь мизинец.
Наглядно.
– А про старое стрельбище удалось что-нибудь выяснить?
– Выбираемся из городка через ворота, минуем блокпост,
по главной подъездной выписываем длинную загогулину, выходим на северную
магистраль и первый же сворот вправо.
Для иллюстрации братуха привлекает уже десницу.
Сначала изображает ею колено змеиного извива, затем из сжатого кулака
выбрасывает в правую сторону большой палец.
– А дальше по прямой?
– Ну, в том смысле, что безвариантно. Примыкающая
дорога загибается обратно к югу, достигает железки из рудников и тянется вверх до
разъезда. Пересекает пути и почти в самом начале восточного ответвления
заныривает в каменоломный карьер. Схемку я тебе набросал.
Братуха достает из нагрудного кармана обрывок старого
плаката.
Рассматриваем изрисованный оборот. Затем ориентируем
план в соответствии с розой ветров.
Так и есть, примерно из тех краев мы вчера и вернулись.
Та же возвышенность, склоны только другие, уже не западные, а северные, ну,
может быть, северо-восточные. Железнодорожная ветка начинается, видимо, на
вершине, так что непонятно, которым кругом до искомого стрельбища ближе, через
заброшенный лагерь и рудничную станцию или по дороге, использовавшейся военными.
– Обвал в каком месте? – спрашиваем у братухи.
– Да вроде уже на подступах. Там железка выбирается из
ущелья, а его как раз и завалило. Заодно с переездом, который прямо на выходе.
– Ущелье-то длинное?
– Кто знает, на кроках оно прорисовано не до конца,
просто обрезано. То ли посредине, то ли еще как. Полностью копировать с
двухверстки, наверное, было лень.
Похоже, путь через вершину отпадает. Ну и ладно, семенить
по шпалам не самое великое удовольствие. Хотя Брайану сие, возможно, и
неведомо.
Зато ему ведомо другое. Пора!
– Ну что, братуха, – говорит он, поднимаясь с топчана,
– пойду я.
– Иди, – отвечает названный. – Или оставайся, если
хочешь.
– Лучше ты со мной.
– Да тоже не могу. С поста меня никто не снимал. Не то
чтобы я такой правильный. Просто в самом деле есть ощущение, пока склад стоит в
неприкосновенности, прежнее не умерло. Как только разграбят, все станет уже бесповоротно.
Всосет в себя. Чавкнет и над головой сомкнется. Хотя и ерунда это, конечно. Последний
гвоздь, честное слово…
– А на что еще миру опираться в эпоху развала?
– И то верно.
– Ну, бывай, атлант. Держи своды.
– Бывай, гарпунщик. Блюди линии.
Выходим наружу, прикрываем за собой створку ворот.
Край неба на востоке едва начинает светлеть. День
получится длинным.
Направляемся влево, оставляем сзади ангар, огибаем угол
амбулатории, на двери которой привычной таблички уже не виднеется, и выбираемся
на плацевое поле, изрядно изрытое во время субботника, организованного тем же
Брайаном.
Но дальше первого дня прудоустройные работы, похоже,
не двинулись. Верхний слой грунта снят, в одном углу на пару штыков, в другом
на все три, но и только. Кирки с ломами свалены в носилки, лопаты прислонены к
тачкам. Осталось дождаться дождей, чтобы приступить к затяжному ржавению.
На постаменте располагается деревянный сундучок с продольной
круглой ручкой, именуемый среди профессионалов столярно-плотницкого ремесла почему-то
рашпиль, точно так же, как самый крупный напильник, в нем и носимый. В общем,
загадка, но не из тех, что побуждают к длительному размышлению.
Напильники нам ни к чему, ни драчевые, ни бархатные. А
вот молоток сгодится. Однако не ему предстоит исполнять главную роль. Роемся
дальше. Стамеска? Лезвие широковато, бывают и поуже, вот, например, кажется,
долото. Но с другой стороны, мы же не собираемся мельчить. Возвращаемся к
стамеске. Берем ее в левую руку, правую вооружаем молотком и приступаем к давно
задуманному делу.
Тук-тук. Выбиваем на лицевой стороне постамента
диагональный штрих, слева сверху вправо вниз. Откинув голову, оцениваем. В
самый раз. Тук-тук, тук-тук. Высекаем еще одну черту, теперь уже справа сверху
влево вниз и ровно в два раза длиннее, серединой касающуюся первой. Отклоняемся,
любуемся. Замечательно.
Тук-тук. Двигаемся дальше. Наносим три вертикали и
соединяем их понизу горизонталью. Тоже смотрится.
Сооружаем рядом нечто конгруэнтное, но поставленное на
попа.
Затем принимаемся за сложнейшую фигуру – равнобедренную
трапецию с удлиненным основанием, опирающимся на две рахитичные ножки, к
изображению коих приходится привлекать отложенное долото.
Следом идет то, что уже красуется на втором месте,
причем, в том же положении.
Замыкают парад почти идентичные гвардейцы, правда, над
последним маячит какая-то перелетная птица.
Выковыриваем из пазов крошки, выдуваем пыль и
отступаем на пару шагов.
Достойно войти в историю.
Слушай, Брайан, а ты случаем не из шумеров?
Да кто теперь скажет?
– Еще и солнце не отважилось глянуть на дольний мир в
полный глаз, а некто в камуфляже уже взялся долбить на весь городок, не спамши,
не емши… – подобравшийся сзади кофтастый переходит на плохо разборчивый, но
откровенно непечатный речитатив, перемежаемый судорожными позевываниями.
– Негоже ему было оставаться безымянным, – снисходит
Брайан до объяснения.
– Ты про кого это?
– Про памятник.
– Какой еще памятник?
– Да перед тобой же.
Кофтастый смотрит на пустой постамент.
– Ну, а сам памятник-то где?
– Да ты читай, кому он, – кивает Брайан на свежую
клинопись.
Шевеля губами, кофтастый складывает слоги:
– У-шед-ший.
– Теперь доезжаешь, где?
– Ушел! – ахает кофтастый.
– Ну наконец-то.
Кофтастый всплескивает руками и вертит шеей вкруговую.
– Давно ушел?
– Ни свет ни заря, как и положено.
– А в какую сторону?
Брайан машет в направлении ворот:
– Куда-то на север.
– Если на север, – запечаливается кофтастый, – то
точно уже не вернется. Оттуда никто еще не возвращался.
– Мне тоже показалось, что насовсем, – подтверждает
Брайан.
– Так ты его видел?
– Да как тебя сейчас.
– И какой он из себя?
– Ну, такой, одухотворенный, отрешенный, неудержимый.
Пламенный рыцарь, словом.
Брайан приосанивается и обводит ладонями контуры
своего бюста, демонстрируя воображаемые очертания.
– Вот же черт, – качает головой кофтастый, – в кои
веки появился у нас памятник, а посмотреть не удалось. Слушай, а, может, я
побегу, вдруг хотя бы со спины получится увидеть, будет, что детям рассказать.
– А у тебя дети есть?
– Да кто их разберет.
– Ладно, беги, – соглашается Брайан, – только не
дальше развилки, а то еще потом обратной дороги не найдешь.
– Да на развилку я и не ступлю, выгляну лишь за
поворот.
– Давай, Колумб.
Кофтастый бросается к арке под колокольчиковый
перезвон навигатора.
ЛИЧНОСТЬ
ЗДОРОВЬЕ:
114 хитов
МОДАЛЬНОСТЬ: главный
герой
Ознакомившись с сообщением, киваем. Так и
задумывалось.
Время, однако.
Окидываем прощальным взором окрестности недорытого русалочьего
пруда с воздвигнутым на берегу монументом, подсвеченным лучами восходящего
солнца, и трогаемся в путь. Все, что было положено, мы тут выполнили и даже память
по себе оставили. Глядишь, и красивая легенда родится.
В створе парадного въезда, не оборачиваясь, делаем
ручкой.
Словно по сигналу, над сонным городком за спиной
возникает объемный фоновый звук и кто-то, прокашлявшись, хрипло рявкает:
– Ахтунг! Ахтунг! Эскимосише панцирен!
Да это ж братуха с последним приветом!
Из открытого окна крайней четырехэтажки высовывается
по пояс пышная тетка в буклях и, вывалив наружу то, что не уместилось в
ночнушке, визжит:
– Ну чего вам сегодня не спится, оглоеды?!
Затем втягивается обратно и с треском захлопывает
раму.
Но братухин привет не столь краток. В динамиках
щелкает, и они исторгают из себя завывающий сигнал воздушной тревоги.
Одна за другой гремят закрываемые форточки и фрамуги.
С верхнего балкона слышится грохот чего-то резко развалившегося
и затем сиплый баритон:
– Ну когда ж ты уймешься, недоносок?
Э, братуха, на местном говоре данная реплика означает:
«Не верю!» Видимо, требуется нечто более радикальное.
Но оно и не замедливает.
От западных лесных окраин до восточных картофельных предместий
по городку прокатывается мощнейшая волна последовательных взрывов, вздымающих в
утреннее небо фонтаны глины и тучи пыли.
В штурмовой авиации сие, кажется, называется ковровое бомбометание.
Похоже, именно эту операцию долго готовил братуха,
пряча по ночам в кронах деревьев репродукторы и закапывая на территории
взрывпакеты, соединенные в единую детонационную цепь.
Под продолжающийся вой сирены из бухающих дверей
подъездов выскакивают не до конца одетые мужики, очевидно, с верхних этажей,
потому что с первого попросту выпрыгивают в окна. Влезая в рубахи и застегиваясь
на бегу, устремляются к плацевому полю.
Со своим «не верю!» никто больше не суется. Командные
окрики перемежаются истеричными выкриками. Паузы напрочь отсутствуют, так что
не вдруг разберешь, где заканчивается одна реплика и начинается другая.
– Что? Кто? Откуда? Который час? Какой год? Кто у нас
толмач? У кого ключи от убежища? Где этот Плешивый? Под деревья надо! Стой,
сука! Под трибунал пойдешь! Ни шагу назад! Занять круговую оборону! Окопы в
полный профиль! Перемать! Да чем я тебе их собью? Своим попробуй! На крыши
кого-нибудь! Вернись! На месте пристрелю! Ведра с песком! Зажигалки тушить! Чего
на голову? Да хоть горшок! Сейчас на второй заход вывалятся! Потом мотопехоту
бросят! Перекрыть стратегическое направление! Дозоры по всему периметру!
Мимо промелькивает спешно возвращающийся кофтастый и,
не снижая скорости, юркает в арку. Верно, друг ситцевый, смерть красна на миру,
а не где-то за его пределами.
Но нам-то как раз туда.
Сцепив руки, встряхиваем над головой уже на ходу.
Спасибо, братуха, прощальный салют удался на славу.
На левом запястье мелодично включается навигатор. На
дисплее прорисовываются контуры площади перед воротами с мигающим квадратом
обочь.
Поднимаем глаза. Придорожный терминал, коий мы уже
почти миновали. Видимо, и там имеют, что сказать напоследок. Надо уважить. Заворачиваем
в приоткрытую дверь.
В сортирообразном помещении пусто, царит полумрак и
попахивает гигиеной. Вмурованный в правую стену агрегат терпеливо ждет всеми десятью
дырочками, слегка подсвеченными изнутри.
Приближаемся и вставляем пальцы.
С еле слышным гулом устройство принимается за наши
ногти.
Черт, а нельзя ли было туда ногами залезть? – мелькает
вдруг в голове запоздалая мысль. – С ними-то, как правило, проблем больше. Впрочем,
почему так уж и запоздалая? Закончится маникюрный сеанс, можно попробовать
педикюрный. Заодно проверим, тот ли Брайан человек снизу, что и сверху? Вдруг
какой-нибудь кентавр. Не про него ли апокриф? Зверь Китоврас умеет ходить только прямо…
Темно-серая панель перед лицом наливается черным,
обретает глубину, и на поверхность всплывают зеленоватые буквы:
Идет анализ генетического материала, подождите…
Куда деваться, ждем. Наконец, вводная строка уступает
место следующим:
Подключение к сети.
Корректировка времени
Высвечивается сегодняшняя дата: 29.07.0299. Начальные
цифры принимаются мельтешить, стремительно меняясь, и на экране возникает
другое число: 03.09.0299.
Вот и осень.
С момента нашего предыдущего посещения сего полифункционального
заведения прошла не неделя с хвостиком, а без малого два месяца. Не многовато
ли? Даже учитывая местный поправочный коэффициент. А, ну да, камень Хранителя
на верхнем плато. Один к трем, уже целый месяц.
Ладно, разобрались, давай дальше.
Проверка персональных файлов.
Идентификационный номер: 9099079979
Используемое имя: Брайан′.
Код допуска 3.
Носитель имеет право на консультацию прикладного
характера
Ну, это уже кое-что. Особенно при умелом использовании.
Для начала стоит, наверное, попробовать в лоб. Давай,
Брайан, ты у нас специалист по этому делу.
Брайан набычивается и спрашивает прямо в экран:
– Что хранится в бронированной комнате арсенального
склада?
Экран мигает, но быстро находит ответ:
На заключительном
заседании комиссии по данному вопросу было решено, что там ничего не может
храниться.
Во как! А корячились те бравые ребятушки, затаскивая
контейнер, значит, чтобы ввести в заблуждение вражьих наблюдателей, эвентуально
засевших в окрестных кустах? Ну, предположим.
– Решение комиссии было принято единогласно?
Нет,
но абсолютным большинством. Отдельное мнение зав. отделом теоретической физики
изложено в специальном приложении.
– В чем его суть?
Приложение
к решению комиссии является закрытым.
– Каков код допуска?
Информация
об уровне кода засекречена.
Говорите, полностью обезопасились? А если мы зайдем с
другой стороны?
– С какого бодуна первый драк махнул на восток?
Очевидно,
по причине навигационной ошибки.
– Из-за чего могла произойти ошибка?
Вероятно,
вследствие неудачной попытки ампутации органа, ответственного в частности и за
ориентацию в пространстве.
– А какой орган у драка ответственен за ориентацию?
Сведения
являются закрытыми.
– Что значит неудачная попытка?
Попытка,
не достигшая запланированного результата.
– Если попытка ампутации была неудачной, то почему рог
в складе светится?
Светится?
Вы уверены?
– Естественно. На глазах было.
Проверка
файлов, подождите…
На левом запястье раздается длиннющий «бииип».
Навигатор-то, оказывается, помимо прочего еще и
шпионит за нами, а по просьбе сверху и откровенно стучит…
На экране терминала возникают строки:
В
связи с новыми вскрывшимися обстоятельствами вся относящаяся к данному вопросу
информация переводится в разряд закрытых.
Вот и проконсультировались.
Ладно, что нас еще интересует?
– Из чего состоит рог драка?
Из
кристаллического углерода.
– Это алмаз, что ли?
Нет,
структура решетки не гексагональная, ближе к лонсдейлиту. Одна из более
плотных, скорее металлических модификаций углерода.
– В каких условиях его ковать?
На
современном этапе развития технологии указанный материал обработке не
поддается.
– А куда и зачем в таком случае я иду?
Вопрос
выходит за пределы компетенции отдела научно-прикладной информации. На кого переключить,
на психологов или капеллана?
– Картографов давай, шутник.
Переадресовка
связи
Отдел
прикладной геодезии…
– Куда ведет отправная точка, отмеченная на кроках?
Приложите
кроки к экрану.
Одной рукой, дабы не прерывать контакт, достаем обрывок
старого плаката.
Сканирование
Сличение
с данными аэрофотосъемки
Идентификация.
Краткая
справка:
Настоящий
район изучен плохо. Наземная разведка не проводилась. Терминал установлен
только на входе. Продвинуться вглубь никому не удалось.
Справка в самом деле краткая, тут не придерешься.
– Враждебно настроенное население?
Про
население ничего не известно. С первой же развилки все дороги выводят обратно за
пределы, причем каждый раз в разное место. Видимо, район представляет собой
зону пространственной аномалии. Принципы, на которых базируется топология
названной области, не выявлены. Закономерности возникновения той или иной конкретной
модели никак не прослеживаются.
Принципы не выявлены, закономерности не
прослеживаются… Сказки надо было в детстве читать. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что. Чего уж тут непонятного?
Вынимаем пальцы, осматриваем ногти. Можно и во дворец,
царевну сватать.
Над городком стоит тишина. Куда народ-то подевался? Неужли
в Холодный овраг отступили? А, вон в кустах акации что-то шевелится. Залегли,
затаились.
Обводим взглядом окоем и направляемся по стратегической
северной дороге.
Черт, а не примут ли нас в защитных рядах за дезертира?
С другой стороны, мы ж не назад, а совсем даже наоборот.
Из густых камышей лягушачьей заводи высовывается
лампасный в засученном выше колена галифе.
– Ты куда, да еще в полный рост?
– Разведка боем, – отвечаем, не снижая темпа. –
Засекай огневые точки.
– Лады, – отвечает лампасный и скрывается в
сомкнувшихся зарослях.
Больше на глаза никто не попадается. Ничейная полоса.
Первые живые обнаруживаются лишь возле развилки. Но
серо-грифельные ящерки, выползшие из трещин когда-то монолитного блокпоста, лишь
греются в утренних лучах и атаковать никого не собираются. Городок для них вообще
за пределами восприятия.
Продолжаем движение вправо.
Дорога принимается выписывать длинный синусоидальный
извив в направлении восходящего солнца. Через пару-тройку километров устойчиво
берет влево и постепенно выворачивает на север.
На выходе из пологой дуги, уже в спину, раздается
хрипловатый голос:
– А ты знаешь, что у тебя между лопаток бабочка
пррристррроилась?
Замедляем шаг и осторожно оглядываемся.
На суку раскинувшегося у левой обочины дуба восседает какой-то
странный филин с маленькой хохлатой головой и непомерно большим горбатым клювом.
Ба, да это же старый знакомец, вытащенный из-под
барачных развалин! Попугай сугубо армейской раскраски.
– Пусть сидит, – отвечаем, – не велика тяжесть. Или ты
настроился ее склевать?
– Б-р-р-р-р! – передергивается экзотический пернатый. –
Я столько лет этими бикарррасами питался! Не напоминай, а то вырррвет!
Час от часу не легче. Хорошо еще, не под самым стволом
остановились. Но тему все же лучше сменить.
– Здесь-то чего делаешь?
– Орррехи да ягоды на завтрррак себе пррромышлял. Теперь
перрредыхаю!
Попугай сдержанно икает.
– Ночуешь в дупле?
– Что я, муж совы, что ли? Гнездо у меня в горрродке.
Только у них там, похоже, война началась. Уж не пойму с кем. Может, с
куррркулями из поселка чего не поделили.
– Отбились городошные, можешь возвращаться.
– Все ррравно мне их рррожи не нррравятся!
– Ты птица вольная, летел бы себе на родину.
– Да я кррроме клетки ничего и не видел! Даже не знаю,
откуда пррроисхожу! К востоку или западу забирррать, какой из океанов
перрресекать горррдым альбатррросом! Говорррил хозяину своему, купи книжку,
пока еще пррродают, да он из рррайона один лишь коньяк пррривозил, на остальное
уже не хватало!
– Подожди, из района? Так это было до?
– Ну да, после им деньги перррестали выдавать.
– «Пока еще продают…» Ты что же, предчувствовал?
– Да как не пррредчувствовать, когда каждый вечеррр
пррро то только и слышал. «Вот как гаррркнет! Весь барррдак медным тазом
накррроется!»
– А чем, говоришь, хозяин твой занимался?
– Не знаю, я как-то со скуки поинтеррресовался, так он
меня на тррри месяца в темный чулан перрревел, лишь на показательные рррастрррелы
выносил вместе с клеткой.
– А работал он где?
– На пусковой. Но не охррранником, да и в ррракетах вррроде
не ррразбирррался, все больше пррро какие-то поля талдычил. Однако и на
агррронома не шибко похож, у себя на службе они вообще в белых халатах ходили,
даррром что в забрррошенной шахте рррасполагались.
– Про халаты-то откуда тебе известно?
– Да он, когда в отпуск уезжал, меня туда на вррремя
опррределял. В какую-то огррромную залу, в один угол с белыми мышами в
вольеррре. Так вот мужик, которррый корррм нам ррраздавал, всегда был в белом
халате, хотя трррезвым оставался ррразве что до обеда.
– Помимо мышей и кормильца еще кого-нибудь там видал?
– Видать не видал и даже не слыхал, но в дальней
глубине помещения что-то явно жило. Изррредка вррроде как смотрррело из темноты,
хотя никаких глаз и не светилось. Мыши стрррашно боялись, до столбняка.
– А ты?
Попугай демонстрирует профиль.
– Не стану врррать, что выпусти меня, полетел бы в ту
сторррону на ррразборррки. Скорррее в пррротивоположную.
– Узнать ощущение при случае сможешь?
Попугай приподнимается на цыпочки и вертит головой, выглядывая
чего-то у горизонта.
– Ни ррраньше, ни позже все оперрренье дыбом у меня ни
ррразу само по себе не вставало. На целый час.
Знатное, должно быть, зрелище. Такое не спутаешь и не
скроешь.
– Ну а после того, как гаркнуло, чего твой специалист
по полям?
– Поначалу было за ррремонт бытовой техники взялся, да
какой в том смысл, если электррричества, все ррравно, нету? Огоррродничеством
занялся, да кррроме каррртошки почему-то ничего не ррросло. Но затем дела в
горрру двинулись, когда выяснилось, что перррегонный аппарррат его констрррукции
выдает самогон сверррхубойной крррепости. С пррродуктами в доме стало
попррроще, можно сказать, не перрреводились, пррравда, и сивушный дух никогда
не выветррривался. В общем, дым коррромыслом и нескончаемый кррруговорррот окрррестного
отррребья.
– А куда он потом делся?
– На кладбище перрребрррался. Хотя вррроде еще не
померрр, пррроснуться пррросто не мог.
– Сам что ли перебрался?
– Пррриятели снесли. Такие же дегенеррраты, как и он. Орррал
я им пррро летаррргию, да они и слова такого отррродясь не слыхали. Рррешили,
что ррругаюсь по-научному. Хозяин-то мой у них за ученого слыл. Прррофессоррром
кликали.
– А тебя почему ж никто не взял?
– Клюнул я одного дебила. Остальные за компанию
обиделись.
– Зачем клюнул-то?
– Да он своим вонючим пальцем полез чесать меня.
Словно я ему пес блохастый.
– Ну а потом?
– Забрррали аппарррат и ушли. Дверрри и ставни на
окнах закрррыли. Хорррошо еще, клетку заперрреть забыли. Так и жил себе, не
знаю сколько. Счет годам потерррял. Все съедобное быстррро кончилось, со
вррременем выучился питаться тарррраканами да пауками, чтоб им пусто! Где-то
черррез полвека стены темницы рррухнули, но лучше не стало, потому как вообще
погррребло! Еще лет пять подавал из-под завалов напрррасные пррризывы на помощь,
пока одним утррром в обррразовавшуюся щель не пррросунулась чья-то спасительная
рррука. Кусать ее, конечно же, не следовало, но я к тому моменту пррросто-напррросто
озверррел! Ты уж прррости меня.
Попугай театрально склоняет голову.
– Ладно, забыли, – соглашается Брайан.
– И в знак сверрршившегося пррримирррения дозволь мне остаться
с тобой. Сам понимаешь, в наших суррровых кррраях попугаю положено иметь
хозяина. Да и существо я компанейское, можно сказать, свой в доску. Опять же,
пррри надобности, дорррогу могу ррразведать.
Хохлатый слегка поворачивает шею и косит круглым
глазом.
– Похоже, никуда от тебя уже не денешься, – усмехается
Брайан. – Еще возле руин зародилось подозрение, что это надолго. Кстати, почему
я тебя после того не видал, не слыхал?
– Так хоррронился, клюв без дела не ррразевал. А то
ведь отловят и снова в клетку. А затем бррросят в ррразваливающемся баррраке!
Корррмись потом опять мокрррицами, мерррзость какая!
– А гнездо свое ты где устроил?
– На складе, в отдушине.
– В нее ж братуха пустые банки выбрасывает.
– Ну да, уворррачиваться пррриходилось. Зато всегда в
курррсе оказывался!
– Прав был твой бывший хозяин, шпион ты по натуре.
– Осталось лишь выяснить, на кого ррработаю! Схватить
за грррудки и трррясти, пока не пррризнаюсь!
– Ну, с работодателями тут действительно напряженно, беру
неуместное слово обратно и приношу извинения. Заодно напомни свое имя.
– Нету у меня имени, – отворачивается попугай.
– Но профессор же твой как-то тебя звал.
– Да сам он дурррак был!
– Понятно. Тогда придумай новое.
– Есть у меня на пррримете одно… – загадочно тянет
попугай. – Я к себе так и обррращаюсь в последний месяц…
– Назови.
– Не могу.
– Секретное, что ли? Сакральное?
– Вррроде того. В смысле, стесняюсь.
– Как насмелишься, поведай, а пока я тебя буду звать
хохлатый.
– Хохлатый? – переспрашивает попугай. – Хохол,
хохлатка. Курррей так зовут, а не благоррроднейших птиц!
– Значит, картавый.
– Почему это каррртавый? – опешивает попугай.
– Потому что картавишь.
– С чего ты взял?
– Слышу.
– Ерррунда какая, я грррассирррую!
– Прикажешь величать тебя грассером? Через е с двумя
точками?
– Да, в общем, тоже … на позеррра похоже.
– Возвращаемся к тому, с чего и начинали, не нравится –
придумай сам. Какое-нибудь другое, которое не постесняешься обнародовать. Мирское,
для повседневной, так сказать, носки.
– Попррробую… – скучным голосом произносит попугай,
затем снова оживляется: – Ну а тебя-то, хозяин, можно мне хотя бы изррредка
называть настоящим именем? Очень уж оно пррриятно для пррроизнесения: Брррайан!
– Погоди, а откуда оно тебе известно? По имени ко мне
здесь никто не обращался.
– Откуда, откуда. Я столько живу, что успел
перррезабыть, откуда чего знаю!
– И сколько же тебе лет?
– Со счета давно сбился.
– А родился когда?
– Ррродился?
– Появился на свет.
– Все ррравно непонятно. Я всегда был, сколько помню.
– Ох, непрост ты, пернатый, – качает головою Брайан. –
Сильно непрост. Чую, и отвязаться от тебя не получится, пустые хлопоты. Так что
пошли. Или полетели.
– Хозяин, а можно я немножко на плече у тебя посижу? А
то объелся вррроде. Тут у поворррота лещиновая ррроща и орррехов прррорррва!
– Ладно, садись. Только раскаты умерь, в черепе
дребезжит.
– Я буду старрраться! – кричит спорхнувший попугай в
левое ухо.
– Лучше не надо, от стараний у тебя еще круче выходит.
Просто восклицательные знаки убери. В смысле, ори поменьше.
– Добрро, – тщательно выговаривает хохлатый, переводя
«р» в аффрикаты.
– Уже терпимее, – оценивает Брайан. – Так держать. Поехали.
Прямая в горизонтальной проекции дорога спускается в
ложбину и взбирается на следующий холм. Затем снова ныряет вниз.
– Карртон, карртуз, каррапуз, – бормочет картавый
апарт, затем не выдерживает: – Ага, еще курргуз с куррдюком! Тьфу, прропасть! Хозяин,
все рравно кррасивее того, что я себе еще месяц назад выбррал, уже не
прридумать! Прринципиально!
– Тогда делись, какое имя ты себе выбрал.
Хохлатый приосанивается на плече:
– Бррайан, конечно!
Теперь уже Брайан опешивает:
– Брайан?
– Бррайан!
– Не пойдет!
– Почему? Плохо звучит?
– Звучит нормально, но Брайан у нас уже есть.
– Ну и что? Еще будет! С Бррайанами перреборр невозможен!
– Исключено, Брайан только один. И вовсе не ты.
Попугай взвивается в воздух, трепеща крыльями,
зависает перед лицом и визгливо орет, только что не брызжа слюной:
– Это нечестно, хозяин! Ты захватил себе самое лучшее
имя и никому не даешь им воспользоваться! Ты узуррпаторр!
– А еще тиран и самодур. Заратустра шпрахт. Ферштейн?
Или моргать примешься?
Хохлатый сникает, возвращается на плечо, правда, уже
другое, и некоторое время едет молча, глядя строго вправо.
По той же руке на дне очередной ложбины обнаруживается
прогал в стене вековых сосен, поросший хилым разноосинником. Ответвляющаяся
дорога явно была простой грунтовкой, ничем кроме подвернувшегося слова не
крытой. Но пробраться можно, так что свое пока не станем вплетать.
Хохлатый принимается перетаптываться, затем вытягивает
шею и заглядывает сбоку в лицо.
– Ладно, хозяин, пусть Бррайан останется один. Ты. А
от меня в нем будет совсем немножко, чуть-чуть, прроцентов семьдесят, а?
– Семьдесят процентов, по-твоему, чуть-чуть? Где тебя
арифметике учили?
– Хоррошо, шестьдесят, – быстро произносит картавый, –
я согласен.
И вытаскивать-то попугая из завалов было безумием, а
спорить с ним – это уже за названной гранью, по ту сторону. Но проценты надо отбивать,
иначе совсем охамеет.
– Ты когда-нибудь возле своего горбатого носа кукиш
видел? С шевелящимся большим пальцем?
– Ну а сколько тогда? – вскрикивает хохлатый раненой
птицей.
– Чуть-чуть, – придаем голосу лонсдейлитовой твердости,
– это один процент. Без торга!
Попугай всплескивает крыльями:
– Да в один прроцент и хохолок не влезет!
– А на фига Брайану хохолок? Обойдется.
– Чем же тогда дррака пугать будем?
– А мы его пугать не будем. Он у нас непуганым умрет. Красивее
получится.
– Хм, – задумывается пернатый наездник. – Ну рразве
что так…
– Именно так. И вот что, братец, не пора ли тебе, на
крыло? Вдруг где засада на пути? На нашем пути. На пути Брайана.
– Веррно, хозяин! – хохлатый срывается с плеча. – От
моего зорркого глаза никто не укрроется! Бррайан может быть соверршенно спокоен!
За мной!
Молотя крыльями, попугай устремляется вперед.
Уф, Иваны Сусанины для местных лесов все же привычнее,
чем лже-Брайаны.
Осиновая просека ощутимо забирает в гору, одновременно
выписывая длинную обратную дугу вдоль подножия мощного каменистого холма, косо
врытого в землю.
На крутом уступе пламенеет оранжевым факелом одинокий
клен.
Если пятипалый, то к удаче. А трех, наверное, просто к
осени.
Снизу не разобрать, карабкаться же по склону не
хочется.
На душе и без того сентиментально.
Серебряными колокольчиками заливается рейдовый навигатор.
Опускаем взгляд на левое запястье.
ЭТАП УСПЕШНО ПРОЙДЕН.
Желаете на этом закончить или продолжить дальше?
Ключевые слова повторены ниже в равновеликих
подмигивающих квадратиках.
– Хозяин! – раздается с нависающей по ходу суковатой ветви.
– В окрруге пусто! Ни за одним кустом никого не пррячется. Может, мы для
поднятия духа веррнемся пока в горродок и напоследок набьем всем ррыло?
– Так уж и всем? Не перегибаешь?
– Ну, тогда, некоторрым! Только, чурр, я выбирраю!
– Назад пусть раки пятятся. Тем более, есть ощущение, что
дальше с достойными кандидатами побогаче станет. Возможно, и с выбором
напрягаться не придется. Разведай лучше, где там завал на дороге. В стычки не
ввязываться, себя не обнаруживать.
– За кого ты меня дерржишь, хозяин? Бесшумной тенью
прроскользну, ни одна врражина не чухнется!
Попугай, несколько раз присев, раскачивается и
взмывает вверх, как с трамплина, заглушая хлопаньем крыльев треск обломившегося
под корень сука.
В каком же состоянии вражине нужно пребывать, чтобы не
чухнуться?
Находим глазами экран навигатора и тычем пальцем в «Продолжить».
Чего было спрашивать, нами давно все решено.
С другой стороны, не одни мы в эстетическом событии
участвуем. Вдруг кому уже надоели наши выкрутасы?
Но мы, в крайнем случае, можем двигаться дальше и без
зрителей. Тем паче, что в нашем полку заметно прибыло. На треть, если мерить не
процентами.
Окрестности оглашаются хриплым криком с неба:
– Брраво, Бррайан!
Ну, тут картавый откровенно переборщил, ничего
особенного мы пока еще не совершили. Все это впереди, в ближайшем ли, дальнем,
но будущем.
Возможно, впрочем, что у умной птицы просто проблемы с
согласованием времен.
Комментариев нет :
Отправить комментарий