Абсолютно черный фон.
Но существовавший еще до начала ритм постепенно
нарастает и убыстряется до почти сплошного низкого гула. Звук из пронзительно-запредельного
превращается в оглушающе-вязкий, словно пространство катастрофически
уменьшилось или просто заложило уши от резкого перепада высот. Неожиданно
интенсивность его достигает осязаемой, давящей, плющащей плотности, затем он
рывком отваливает, нависающий грохот сменяется спешно удаляющимся рокотом, потом
и стихающее стрекотание растворяется.
Фон тот же. Но кромешная беспросветность смещена к
противоположному краю спектра и граничит уже не с ультрафиолетовым, а инфракрасным.
Черное разжижается, мутнеет, наливается бурым, ржавым и охряным. Сквозь пятна,
разводы и оплывы проступает рельеф заброшенного глиняного карьера. Серо-рыжая
пыль, застилающая еще низкое, но уже жаркое летнее солнце, медленно оседает
обратно на растрескавшуюся бесплодную почву. На плоском, чисто выметенном бугре,
посреди неглубокого, но раскидистого
котлована ничком лежит человек. На нем широкие штаны и нечто вроде свободной легкой
курточки со стягивающимся низом примерно одной расцветки, хорошо сливающейся с
ландшафтом, и только высокие башмаки на рифленой подошве скорее черные.
Больше у него, кажется, ничего нет, что, вообще-то, не
вызывает удивления. Это как раз нормально. И даже традиционно.
Человек слегка шевелится, подтягивает колено, упирает
ладони на уровне плеч, приподнимается на руках, встает на четвереньки, затем
садится на корточки. На вид ему лет двадцать пять, с вероятностной погрешностью
в десять процентов, волосы темные, глаза светлые. Не из качков, определенно. Он
ошалело оглядывается, встряхивает стриженой головой и восклицает с чувством:
«Что за черт, где это?» Не получив ответа ни снаружи, ни изнутри, задумывается,
погрузившись в себя. Наконец, возвращается в мир и тихо, так чтобы никто и
случайно не услышал, спрашивает: «Кто я?» После чего замирает, ожидая указаний.
Ситуация проясняется окончательно: у нас, похоже, совсем
ничего нет, даже прошлого. Ибо уже не приходится сомневаться, что именно это и
есть мы, и путь нам предстоит, как водится, из грязи в князи.
И путь, видимо, длинный или долгий. Не исключено,
впрочем, что то и другое одновременно. Куда-то туда, где над снежным настом
неслышно плывет крылатый, завораживающе пульсируя рогом.
Но пока у нас лето, заброшенный карьер и человек, явно
не готовый к битве с мифологическим чудищем.
Намечаем движение вправо – послушно поворачивает взор.
Ну, все так и есть.
Что ж, с богом! Встаем на ноги.
Но прежде чем трогаться, неплохо бы осмотреться
повнимательней, в самом деле, черт его знает, куда нас занесло. Музыкальный фон
на грани слышимости (верховой ветер над помертвевшей планетой) намекает, что
нашему появлению, совершенно точно, никто не обрадовался, одна надежда, что и
не заинтересовался.
Сначала взгляд по сторонам, круговым обзором.
Насколько хватает видимости, все пусто, выжжено,
заброшенно.
Однако дальние края карьера расплываются в белесом мареве,
и, значит, потенциально опасны.
Возможно, стоило, вопреки автоопределению, повысить разрешение
монитора, но существует вероятность, что процессор или адаптер не потянут, происходящее
в своих насыщенных моментах начнет вязнуть и клинить, угнетая вазомоторику
несовпадением ритмов. Да и дальность обзора зависит чаще не от настроек. В
любом случае, все уже началось, и следует обходиться тем, что имеешь.
Пока не просматривается непосредственной угрозы,
можно, не теряя из виду подступов, познакомиться с самим собою поближе. Нам
теперь быть вместе до самого конца. Если изначально подойдем друг другу. Ежели
не выпрет какая-нибудь мерзкая деталь, иногда просто словечко, вызывающее
инстинктивное отторжение. Вроде эвфемистической присказки: «Капец!» И тогда
единственное, что способно увлечь – хотя бы ненадолго – планомерный вывод
своего героя в короли дебилов. Но это уже мазохизм: по-любому, он часть нас. Или,
коли абсолютно нечем будет больше заняться, придется проходить дистанцию при
выключенных колонках. Подо что-нибудь ненавязчивое из рядом стоящего музыкального
центра. Ладно, все это за кадром.
Итак, на нас штаны и куртка, очевидно, из одного
комплекта, под полузастегнутым на молнию верхом некая футболка телесного цвета (если,
конечно, все лето не мыться). Высокие голенища шнурованных спереди ботинок не
только обжимают лодыжки, но и подпирают икры. Потертые и разношенные башмаки из
плотной кожи, похоже, очень прочны и выглядят не совсем по сезону, однако
экипировка в нашем деле обычно мало соотносится с погодными условиями. Не
исключено, что зимой мы будем ходить уже в доспехах полностью из стали, включая
исподнее: нательную рубаху и подштанники. С наружной стороны в голенища обоих
ботинок вшиты длинные узкие ножны, из правых торчит рукоятка, криво обмотанная
синей изолентой.
Вытягиваем. Плоское лезвие, явно не кованное, скорее
штампованная отливка, шириной у основания сантиметра четыре, длиной за двадцать,
с односторонней заточкой. В общем, не кинжал, хотя кончик заостренный. И для
метания не очень удобен – не так сбалансирован. Центр тяжести смещен к ручке. Больше
смахивает на разделочный нож из ресторанной кухни (спасибо, не столовый из зала).
Но в ладони лежит неплохо, вот только кожей ощущается неравномерность, с
морщинистыми складками, слоев обмотки. Снимаем изоленту. Останавливаем
первоначальный порыв уронить под ноги и, аккуратно свернув, пристраиваем в
нагрудный карман куртки. Во-первых, след, во-вторых, вдруг потом сгодится. Рукоять
из эбонита, на ней незатейливым шрифтом выгравировано: Брайан. Буквы «йа» с осязаемым
чувством зачеркнуты глубокой царапиной, после заглавного «Б» с помощью птички тем
же, очевидно, гвоздем вставлено маленькое «а», так что теперь уже читается:
Баран. Какая сволочь схохмила?
Брайан. Это наше имя?
Никакого отклика в душе.
И почему, собственно, Брайан? Совсем, вроде,
чужеязыкое. Всплывает лишь бесконечно растягивающийся обрывок мелодичной темы:
“for the heart of the sun, the heart of the sun…”,
родившейся, кажется, в тот момент, когда плывущий над настом крылатый приближался
к вечности. Что-то откровенно психоделическое. Но откуда? Откуда-то сильно
издалека. Из такого далека, что здесь и не определить.
А вот с какого перепоя вцарапано «Баран», хорошо
понятно. Возможно, сами бы внесли исправление, просиди, к примеру, неделю в
одиночке и ничего кроме этой надписи и кривого гвоздика не обнаружив. Хотя,
недели могло и не хватить. Но месяц – точно, с большим запасом.
Ладно, вгоняем обратно в ножны. Замечаем, что на
запястьях ощущается нечто облегающее. Отдергиваем рукава с манжетами на резинке.
Не только запястья, но и почти полностью оба предплечья обхвачены широкими
браслетами, скорее даже нарукавниками из какого-то темного плотного материала,
гибкого, но явно очень прочного. Правый по всей длине равномерно оплетен
массивными поперечными кольцами. С внутренней стороны левого, ближе к ладони,
над поверхностью выступает плоское прямоугольное утолщение где-то четыре на
шесть, видимо, дисплей, хотя в данный момент он тоже темен. Никаких кнопок или
клавиш не заметно. Ощупываем само утолщение. Когда проводим пальцем по левому,
или – если поднять руку – нижнему обрезу, раздается «би-ип», экран остается матово-черным,
но на нем одна за другой начинают высвечиваться зеленые строки. Все же
горизонтально, и так удобнее читать украдкой: не надо при этом вскидывать руку
в оскорбительном жесте, достаточно слегка опустить глаза. Что называется, все
продумано до мелочей. Мигнув несколько раз, строка уступает место следующей.
Активация.
Поиск сети
Не обнаружено.
Направление на ближайший терминал
Не установлено.
Работа в автономном режиме.
Загрузка персональных файлов.
Идентификационный номер: 9099079979
Используемое имя: Брайан.
Экипировка стандартная:
комбинезон камуфляжный «Лето» б/у
майка х/б стираная
ботинки кожаные маршевые разношенные
носки разовые новые.
Наручи углепластиковые индивидуальной подгонки
левый со встроенным рейдовым навигатором
правый с куммулятивно-кинетическим браслетом.
Вооружение:
именной ятаган.
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
1. Сила 1
2.
Ловкость 1
3.
Выносливость 1
4. Воля
1
5.
Восприятие 1
6.
Интеллект 1
7.
Обаяние 1
8.
Удача 1
9.
Безумие 1
ЗДОРОВЬЕ:
19
хитов
НАВЫКИ/УМЕНИЯ:
ближний
бой +
ОСОБЕННОСТИ:
прочерк
СУДЬБА
ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ:
прочерк
ГЕРМЕНЕВТИЧНОСТЬ:
прочерк
ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ:
прочерк
Сканирование локационного пула.
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 1.
Ситуационное соответствие: 0.333(3).
Общее отношение: отсутствует.
Карма: никакая.
МОДАЛЬНОСТЬ: фоновая декорация.
Страховой полис выписан 11.06. 0299, 06:17
Желаете перестраховаться?
На черном фоне возникают два подмигивающих квадратика:
«Да»,
«Нет».
Тычем пальцем в «Да». Экран с одобрительным бипом откликается:
Вся ваша жизнь по настоящий момент включительно
застрахована в полном объеме и останется сохраненной вплоть до особого распоряжения.
Удачи!
Но и на этом «рейдовый навигатор» не успокаивается. Появляется
строка:
Знакомство с интерфейсом
Одновременно по левому, сверху вниз, а потом и правому
обрезу, по очереди начинают пульсировать расположенные столбцами
прямоугольнички со стилизованными изображениями циферблата, лица, рюкзака, медицинского
кубка со спесивым гадом, раскрытых страниц блокнота, пера, тянущего строку, ландшафтного
контура, сложенных стопкой книг и чего-то еще, с ходу не узнанного.
Ждущий режим
Буквы постепенно меркнут, сливаются с фоном.
Подробное знакомство, конечно, не помешает. Даже в
самом заведомо типовом раскладе возможны варианты. Иногда весьма интересные. Но
пока, пожалуй, и так достаточно чего, настоятельно требующего вдумчивого осознания.
Интенциональность, герменевтичность, модальность! Нас что, одев в бэушный
комбез и сунув за правое голенище именной свинотык, прислали на философский
симпозиум? Отчего ж в таком случае левой рукой мы не прижимаем к груди «Критику
чистого разума»? Мы бы тогда поинтересовались внизу семнадцатой страницы, какой
библиотекой выдано (не может ведь нормальный человек иметь своего личного Канта).
Ладно, с деталями ознакомимся в процессе. Не торчать же здесь до полудня. Уж
больно хорошо мы тут просматриваемся. Как
одинокая вошь на генеральской лысине, – всплывает вдруг фраза вместе с характерной
интонацией, предполагающей обязательную вставку, куда влезут, ударных
междометий.
Сейчас.
Лишь глянем на правую «наручь».
Не знамо почему, но это существительное удобнее
ложится на язык в женском роде.
Итак, на ней, меж двумя первыми оплетающими кольцами,
с внутренней стороны запястья тоже притаился темный слегка выступающий
прямоугольник, меньших размеров, примерно два на четыре, и широкая сторона
проходит не вдоль предплечья, а поперек. Обводим пальцем края. На «бип» он не
раскошеливается, но строку все же высвечивает.
Физических характеристик носителя не достаточно для
активного режима
А вот эту строку удобнее читать, вскинув руку.
Не достаточно. Может, надо кулак покрепче сжать?
Пробуем. Наши потуги браслет не трогают.
Плевать.
Подкидываем нож. Перевернувшись в воздухе дважды,
влипает обратно в ладонь. Умеем, однако. Действие побуждает к действию. Теперь
бы нам какого-нибудь врага – опробовать пусть не больно грозное, но оружие. И
не абы какое – именное, мать вашу! Врученное, возможно, перед общим строем, под
барабанный бой, у развернутого знамени, кое мы потом, преклонив одно колено,
целовали, присягая… ээ… кому, кстати? Стоп, ятаган? Какой же это к чертям собачим
ятаган?! И вообще, почему ятаган? Как там? Иншалла!
Вслушиваемся в себя. Что очень-очень далекое, и в качестве
синонимично-ассоциативного ряда вызывающее: авось, небось, господи пронеси и в
гробу я вас всех видал! Аллах акбар!
Совсем не трогает. Так ежели мы не из сынов Пророка, выходит, янычары?
Безродный Брайан, янычар…
Замечательная строка для зачина героического эпоса. Хотя,
это, пожалуй, другой жанр. Чуть более элегичный, однако тоже зависящий от того,
станет ли происходящее впоследствии легендарным.
Ладно, разберемся. Господь не выдаст – свинья не
съест.
Где там интерфейс? Кладем палец на географический
символ. Появляется карта, озаглавленная: Шлюзовая локация первой части. Но на
ней ничего, кроме контуров бугра и маленького зеленого треугольничка в самой середине.
Понятно, территория на соответствующем плане прорисовывается только после того,
как ее исходишь собственноножно.
Спускаться с бугра удобнее с восточной стороны, скат
там менее выражен. Да и дно карьера повышается, кажется, в том направлении. Туда
и двигаем маршевым ходом, стараясь, чтобы центр тяжести тела не рыскал по
вертикали. Ровный, на четыре шага вдох, и акцентированный выдох. Похоже, какая-то
подготовка у нас есть.
Метров через триста дальние склоны карьера, уже не
такие высокие, начинают медленно сближаться, постепенно образуя узкую
горловину, плавно заворачивающую влево, на северо-восток. Дорога, а это явно
когда-то было дорогой, с окаменевшей в глине колеей, заметно идет на подъем,
еще чуть-чуть, и снизившиеся откосы откроют горизонт.
Но не успевают. За последним поворотом, там, где уже
просматривается выезд и колея на радостях разбегается не то на две, не то даже
на три, путь наверх перекрыт стаей псов, на первый, беглый, взгляд, бродячих, разлегшихся,
словно на привале. Во всяком случае, они никуда не торопятся и при нашем
появлении не начинают собираться. Свора насчитывает с полтора десятка рыл, как
одно повернутых к спуску. Все остаются лежать, лишь ближайший приподнимается на
передних лапах, обозначая сидячее положение.
– Ну, чо, блохастые, не ждали? – спрашиваем с нажимом.
Псы молчат, видимо, дело обстояло как раз наоборот.
Ладно, попробуем по-другому. Наклонившись, вытягиваем
из голенища «именной ятаган», подбрасываем с переворотом и громко интересуемся:
– Кто желает заработать славу героя и умереть первым в
назидание потомкам, а, сучьи дети?
Еще парочка – из ближних – привстает. Остальные просто
ждут, в глаза вроде ни один не смотрит, но и из вида никто не упускает.
Пора переходить к делу, а то, ведь, и смеяться начнут.
Выдыхаем со всхрипом и устремляемся прямо в гущу, громко
топоча, утробно ухая и потрясая ножом. Передний подбирается, выжидает момент,
поводя опущенным хвостом, и внезапно, почти с места, прыгает нам на грудь. Хорошо
еще, что попадает в шаг. Слегка прогнувшись назад, пинком снизу в брюхо успеваем
добавить траектории его движения нужной размашистости, и он с недоуменным
вяканьем взмывает над нашей головой. Пока он там раздумывает, как ему
опускаться обратно: планировать или валиться кулем, рвемся дальше. Следующего,
низко припавшего к земле, просто перепрыгиваем. Но тот, что за ним, готов к
любому повороту: стоит в полный рост и оскаленной пастью выцеливает нашу ногу. Когда
он понимает, что в зубах окажется именно правый ботинок и уже устремляет морду
навстречь, мы, резко наклонившись, наотмашь хлещем его лезвием по глазам. Судя
по переливчатому визгу, попадаем удачно. Но справа, из-под руки, чуть ли не
из-за спины, стремительно выбрасывается тень, немыслимо изогнувшись в полете,
по-акульи изворачивается на спину и с размаху смыкает клыки на нашем горле.
Неожиданно резкая боль. Волна шока. Провал.
Мутная тьма.
Равнодушный голос откуда-то сверху:
Ваш
труп с выеденными внутренностями пролежал в карьере несколько дней, пока
вороны, а затем муравьи не завершили начатое стаей голодных псов. Хоронить
останки никому не пришло в голову. Бесхозные выцветшие кости лишь придали
пейзажу колорита.
Из темноты, медленно наливаясь зеленым, проступает,
наконец, строка, с сопроводительными квадратиками:
Желаете вернуться к тому, что сохранено?
Да. Нет.
Естественно, да, скоты противные!
Не надо было гневить Брайана, он у нас янычар.
Теперь у него есть враг. И не просто враг – кровный.
Там, на выходе из карьера, в ленивом ожидании (куда ж
он денется!) выкусывают себя блохастые, загодя смакуя победу.
Подождите, идет загрузка…
Ждем.
Всплывает строка:
Знакомство с интерфейсом
Одновременно по левому, сверху вниз, а потом и правому
обрезу, по очереди начинают пульсировать расположенные столбцами
прямоугольнички со стилизованными изображениями циферблата, лица, рюкзака, медицинского
кубка со спесивым гадом, раскрытых страниц блокнота, пера, тянущего строку,
ландшафтного контура, сложенных стопкой книг и чего-то еще, с ходу не
узнанного.
Ждущий режим
Буквы постепенно меркнут, сливаются с фоном.
Приходится знакомиться заново, поскольку последнее и
пока единственное сохранение вклинилось внутрь отрывка с автоматическим
прогоном.
Спасибо, не в самое начало. Не хочется сейчас смотреть
на наши личные характеристики: Сила 1, Ловкость 1, Здоровье 19… Это даже не
худо-бедно, а много беднее, чем худо, и сильно хуже, чем бедно. Таких
способностей обычно хватает лишь на то, чтобы дышать без перебоев. А если хотя
бы разок забудешь это сделать, что с таким интеллектом никого не удивит,
запросто можно самопроизвольно отбросить копыта. Остается надеяться, что и
здешние обитатели не на порядок круче, а то, дабы выбиться в люди, придется,
как однажды уже доводилось, все лето таскать послания от двери к двери и выслушивать:
«Ты принес пакет, урод? Или ты его потерял?» Терпеливо переминаться с ноги на
ногу и украдкой сглатывать слюну, дожидаясь, когда пожалуют обещанные одно очко
опыта на повышение убогих навыков и одну местную денежку на починку разбитых
вдрызг башмаков. А могут и не пожаловать – тоже бывало. Правда, потом мы того
индюка надутого все же прирезали. Прямо на родном крыльце, когда он, вышед,
раскрыл рот, намереваясь снова сообщить, что за помятый пакет платить не станет
(«Ты чо, в натуре, за лоха меня держишь?»). Но пусть земля ему будет прахом –
он остался там, а мы вот теперь здесь, уже с Брайаном, не помнящим родства.
Однако следует обязательно сохраниться перед последним
поворотом, черт его знает, с какого раза прорвемся.
А классно, кстати, вышло с ближайшим. Можно
попробовать повторить. Взятая линия начинается раньше столкновения, так что они
этого не помнят, для них все будет в первый раз. С обоими следующими тоже
неплохо получилось, а вот четвертый нас сделал, вчистую сделал. Где ж ты, скот,
так насобачился, из спецназа тебя, что ль, выгнали, за хронический педикулез? В
самом деле, как он там, под правой рукой у нас, оказался? Надо обратить
внимание. К сожалению, мы не сумели заметить, кто именно из них это был. Тот,
которого мы с ходу перемахнули, не успел бы описать необходимой для подобного
броска дуги. Значит, теперь так: набегаем, первого ловим на взлете пинком в
брюхо, перепрыгиваем второго, и перед тем, как, наклонившись, хлестнуть
наотмашь третьего, – взгляд вправо: кто и откуда? Пусть третий на этот раз увернется,
черт с ним. Запись будет неподалеку, повторим набег. Зато станет известно, где затаился
самый опасный.
Снова направляемся на восток. Маршевым ходом: ровный,
на четыре шага, вдох и акцентированный выдох. Продвигаться нам по плоскому дну
карьера с полкилометра, пока дальние склоны не стянутся в узкое, заворачивающее
влево ущелье, перекрытое на выходе собачьим дозором. Забавно, наверное, наблюдать
наше черепашье перемещенье с высоты птичьего полета. Орлиного паренья с
раскинутыми крылами. Вон того самого, который надменно плывет в белесом небе. Ладно,
он гордый, зато мы – упорные. И каждый достаточно хорош для своего места, иначе
бы на нем не был.
Двигаемся уже по ущелью с низкими откосами, плавно
загибающемуся к северу. Солнце теперь не слепит глаза, но по-прицельному печет
правый висок. Вот и последний непросматриваемый участок.
Останавливаемся. Кладем палец на дисплей навигатора.
Высвечивается интерфейс. Касаемся изображения пера. На экране появляется строка
с квадратиками сопровождения:
Страховой полис выписан 11.06. 0299, 06:29
Желаете перестраховаться?
Да. Нет.
Тычем в «Да».
Одобрительный бип.
Вся ваша жизнь по настоящий момент включительно застрахована
в полном объеме и останется сохраненной вплоть до особого распоряжения. Удачи!
Спокойным шагом и с веселой улыбкой на лице появляемся
из-за поворота.
– Ну, чо, уроды, ждем? – задаем мы вопрос в иной, но
тоже не требующей ответа форме.
Они и не отвечают, как и в наш прошлый раз.
Диспозиция та же. Пятнадцать морд изначально обращены
к нам. Нет, чуть меньше. Ровно тринадцать. И это правильно. Чертова дюжина
гораздо символичней. Различать их непросто: все они примерно одного среднекрупного
размера, бурого окраса и умеренного уровня волосатости. Возможно, родственники
не только по духу и судьбе, но и крови.
Ближайший привстает на передних лапах, переходя в
сидячее положение. Ну, это тот, что чуть позже прыгнет выше головы. Ежели мы не
промахнемся. За ним лежит другой, предпочитающий от земли не отрываться. Чуть
далее третий – схватывающий все на лету. А вот правее его – целых двое. И кто именно
из них насобачившийся в бросках с изворотом – неясно. И тот, и другой, с виду,
обычной бродячей потрепанности. А, вон, разные уши порваны: у одного левое, у
второго оба.
Ладно, как и было задумано, разведка боем.
С силой выдыхаем без остатка, подпирая легкие диафрагмой,
и устремляемся прямо в гущу вражьих рядов, с тяжелым топаньем, зловещим уханьем
и грозным потрясанием ножа. Передний подбирается, выжидает момент, поводя
опущенным хвостом, и резко, почти с места, прыгает нам на грудь. Хорошо, что опять
попадает в шаг. Слегка прогнувшись назад, маховым пинком снизу в брюхо
добавляем его движению необходимый для выхода на орбиту вектор, и он с
недоуменным вяканьем взмывает над нашей головой. Пока он там раздумывает, как
ему опускаться обратно: планировать, раскинув лапы, или, согнувшись, валиться
кулем, рвемся дальше. Следующего, низко припавшего к земле, с ходу
перепрыгиваем. (Правда, теперь он, вскинув морду, успевает располосовать штанину
комбеза). Тот, что за ним, знамо, готов к любому повороту: стоит в полный рост
и оскаленной пастью выцеливает нашу ногу. Когда он понимает, какой именно
ботинок окажется в зубах и уже устремляет морду навстречу, мы, резко
наклонившись, хлещем лезвием наотмашь, одновременно скашивая взгляд вправо.
Судя по злобному тявку, третий успевает, отдернув башку, уберечь глаза. Справа тоже
облом – совсем рядом там пусто. Но слева, из-под руки, чуть ли не из-за спины,
стремительно выбрасывается тень, немыслимо изогнувшись в полете, по-акульи
изворачивается на спину и с размаху вонзает клыки в наше горло. На этот раз мы
успеваем еще осознать, что заднюю часть вытянувшегося тела с поджатыми лапами по
инерции проносит дальше, как ручку консервного ножа, и сомкнувшиеся челюсти,
которым добавлено вращательного момента, с противным хрустом вспарывают мышцы,
сухожилия, хрящи и аорту.
Неожиданно резкая боль. Волна шока. Провал.
Мутная тьма.
Равнодушный голос откуда-то сверху:
Ваш
труп с выеденными внутренностями пролежал в карьере несколько дней, пока
вороны, а затем муравьи не завершили начатое стаей голодных псов. Хоронить
останки никому не пришло в голову. Бесхозные выцветшие кости лишь придали
пейзажу колорита.
Из темноты, медленно наливаясь зеленым, проступает,
наконец, строка, с сопроводительными квадратиками:
Желаете вернуться к тому, что сохранено?
Да. Нет.
Уф, но все-таки, да. Не такой Брайан человек, чтобы
остановить его двойным перегрызом горла.
Подождите, идет загрузка…
Ждем.
Хорошо, что не поленились перезаписаться, а то опять
бы пришлось тащиться с полкилометра по обожженной глине под присмотром парящего
в небе орла, который, может, и не совсем орел – отсюда не разберешь.
Проявляемся на последнем непросматриваемом участке
дороги перед поворотом, за которым выход из карьера перекрыт пикетом отборных
блохоносцев. Да, похоже, чуть ли не каждый из них горазд. На заднем плане
забрезживает какая-то рифма, но пока не всплывает. Наверно, потому, что голова
занята другим.
Что-то ты, Брайан, делаешь не так. Речь не о том, что,
возможно, стоило бы поискать иной способ выбраться из карьера. На девяносто
девять, девяносто девять и девять в периоде другого выхода просто нет, и
пробиваться все равно придется здесь, но вот наша с тобой тактика…
Ладно, мы не записные теоретики, и размышлять нам
удобнее не из-за угла.
Мерным шагом, как сама неотвратимость, выходим на
сцену.
Но идея неотвратимости возникает лишь в нашей голове.
Дозорные предыдущих появлений Брайана не помнят, нынешнее для них по-прежнему первое,
потому как мы каждый раз потом перезагружались, и никакого особого психологического
воздействия оно на них не оказывает.
Останавливаемся шагов за десять до того, как ближайший
приподнимется на передних лапах. Брайан думать пришел. Поближе к предмету
осмысления.
Для начала, чтобы не нарушать установленной нами же доброй
традиции, громко интересуемся:
– А почему без цветов?
Ожидающие опять демонстрируют равнодушие к риторике.
На сей раз нас это слегка задевает. Равнодушие,
вообще-то говоря, граничит с презрением, свидетельствуя о хорошем самообладании,
настоянном на уверенности в своих силах и ощущении собственного превосходства. Безоговорочного.
Подожди, Брайан, не заводись, успеется.
Итак, подробная диспозиция. Впереди потенциальный
летун, сразу за ним гад ползучий. Потом виртуоз ловли ботинков пастью. Чуть
далее на подхвате следующий, ничем доныне себя не проявивший. Справа пара, из
которой один – дюже насобачившийся в бросках с акульим переворотом. А слева?
Слева чем-то похожая пара, и с ушами у них примерно аналогичная история – у
первого аристократично купированы, у второго по-простонародному обгрызены под
корень. Кому, кстати, ударила в голову идея купировать уши дворняге? Или в этой
паре именно ты натаскан рвать горло в акробатическом прыжке?
А и в самом деле, расположение-то у них откровенно
парное, приспособленное для работы с подстраховкой. Не случайный сброд,
команда.
Правда, на заднем плане более сложная фигура. Нечто
вроде креста или ромба с выраженным центром.
Думай, Брайан, включай свой интеллект в целую полновесную
единицу. Понятно, общей теории поля не создашь, но этого никто пока и не требует.
Противостоят тебе тоже не Эйнштейны, вишь, какие покатые лбы и отчетливые
надбровные дуги? И только у того, который обозначает собой перекрестье ромба,
рыло не столь плавно, как у прочих, перетекает в загривок. На общем фоне он
скорее даже лобастый.
А ведь как есть, вожак. В окружении личной свиты. Один
прикрывает тыл, двое фланги, вертлявый спереди явно вестовой, или, если не
льстить, шестерка на побегушках.
– Ну, что ж, общая картина ясна, – объявляем во всеуслышание
и начинаем прохаживаться поперек колеи. – И роль каждого можно считать
установленной. Включая вожака.
Разворачиваемся и оглядываем ряды.
Никто из аудитории и ухом не ведет.
Само собой, коли собрались вместе, всякий должен быть
чем-то занят, как же по-другому? И ежели есть стая, куда без вожака?
Внутренне признаемся, что пока не намного продвинулись.
Понятное дело, стая, не раздумывая, последует за
вожаком. Но в вожаки он ведь выбился не только за счет башковитости и первым,
совершенно точно, не побежит. И вторым тоже. Лишь в случае массовой паники,
причем, возникшей не по его личной вине, возглавит, как и положено по рангу,
группу отхода.
– Признавайтесь, сучьи дети, кто из вас самый
трусливый?
Как же, признаются!
Придется выяснять самим.
И построже с ними, Брайан, построже.
– Всем сидеть смирно, не чесаться, тупыми башками не
вертеть, блудливых глаз не прятать, изучать вас буду!
От хлесткого окрика вздрагивает, похоже, только
хозяйская шестерка. Остальные лишь едва заметно подбираются. Кто-то слева
недовольно взрыкивает.
Боковым зрением усматриваем аристократа с
купированными ушами. Ну, этого не проймешь, нечего и пытаться.
Делаем вид, что ошиблись – несправедливая обида ранит гораздо
больнее.
– Эй, я к тебе обращаюсь, вертлявый! Разве было
предложено высказаться? Кто интересовался твоим собачьим мнением? От него за
версту против ветра разит псиной! Своими соображениями ты можешь подтереться.
Хотя, в вашем племени, кажется, и нет такого обычая. Дерьмое-еды! Зады у вас,
извиняюсь, принято, вроде, об землю вытирать?
В стане соперника начинает ощущаться некое подспудное брожение,
даже, пожалуй, беспокойство: все ли идет, как задумано? Для того разве собраны,
чтобы выслушивать глумления? Не пора ли дать укорот?
Но вожак неколебим, задача поставлена предельно четко:
не пропускать. Ничего другого не вменялось, и отсебятины никто здесь не
допустит.
Ладно, общая взвинченность в рядах уже на достаточном
уровне, возвращаемся персонально к вертлявому, пока ему не показалось, что он вовсе
не самый последний урод, а всего лишь один из. За коллективную вину стыд глаза совсем
не ест.
Пройдя пару шагов, останавливаемся.
– Рыкать он тут, видите ли, будет! Тебя что, сученыш,
мало били? Я спрашиваю, мало?
Вертлявый начинает ожесточенно выкусывать из лапы
какую-то очень злую блоху. Всем блохам блоху.
– Тебе, я смотрю, неймется. Просто так, конечно же,
жить скучно, надо обязательно нарваться! Ну, гляди, сам напросился.
Продолжаем движение перед аудиторией.
Повисает гнетущая пауза.
Вертлявый как бы случайно оглядывается: нет ли у
хозяина желания вступиться за своих?
Вожак тоже как бы по делу отводит морду: исправно ли
бдят на фланге?
Вертлявый обреченно отворачивается.
Пора, Брайан!
Скользящим прыжком посылаем тело под прямым углом
влево, делая длиннющий приставной шаг, и с разворота на передней опорной ноге,
на выдохе, швыряем нож. Сверкнув лезвием на еще низком солнце, он, вытянувшись
в струнку, чертит над поверхностью стремительную горизонталь.
И в тот момент, когда вожак возвращает свою насупленную
морду в положение анфас, влипает торцом рукоятки прямо ему в мудрый лобешник.
В притихшем ущелье четко слышится: «Дум!», роскошно,
видимо, отдаваясь под сводами кумпола гулким колокольным раскатом.
Черепушку ему слегка отбрасывает назад, и на целую
секунду он теряет ориентацию.
Но в предводители лобастого выбрали не зря: реагирует
он еще раньше, чем приходит в себя. Чтоб никто не успел подумать, что его можно
застать врасплох, с коротким рыком, на возвратном движении массивной башки, с
маху вцепляется клыками в ляжку понуро притихшего спереди вертлявого. Тот,
никак не ожидавший в данный момент боли сзади, хотя почти все удары судьбы
настигали его именно оттуда, взвизгивает и безоглядной опрометью бросается куда
подальше. Получается, большей частью, вперед. Остальные, столь же привыкшие,
что опасность нагло расхаживает перед глазами, вскакивают на ноги, крутят
головами, пытаясь понять, кто атакует, почему сзади и, самое главное, кого
рвать в первую очередь? Пока суть да дело, вертлявый метущейся рысью, с
заносами, обходит посты боевых сотоварищей и вываливается прямо на нас.
Мы, тоже не совсем готовые к именно такому развитию,
не очень логично, но с полной убежденностью выдыхаем:
– Ну, все, вертлявый, достал уже. Абзац тебе!
И разъяренным носорогом бросаемся навстречу.
Вертлявый, вскинув морду, обнаруживает себя впереди
самого переднего и со скребущим скрежетом тормозит всеми четырьмя лапами,
активно помогая задом. В широко выпученных глазах стремительно увеличивается в
размерах изображение грозной фигуры набегающего Брайана.
Заверещав по-кроличьи, вертлявый бросается обратно, уже
никого не обходя, то есть, натыкаясь без разбору на кого ни попадя. Получается,
почти на всех подряд.
Изрядно ошалевшие от резкой смены направлений рядовые стражники
практически одновременно уясняют: обложили!
Кто-то, кажется, подкореньобгрызенноухий, тонко
взвизгивает (явно: «Атас!»), вся стая слаженно срывается с места и, не ломая
рядов, несется к выходу из ущелья, ища простора, чтобы, усложняя задачу
преследователям, броситься врассыпную.
В первых рядах, как и положено вожаку, лобастый.
И это уже не зазорно, потому что теперь всем понятно,
кто именно ответственен за срыв операции и будет показательно экзекутирован перед
общим строем, чтоб другим неповадно.
Поскольку по пути приходилось нагибаться, подхватывая
на ходу нож, настичь нам удается только самого последнего. Как ни странно, это
тот же вертлявый, стартовавший вроде бы раньше всех.
Идея неотвратимости настолько глубоко проникла в его
сознание, что продвигается он на
полусогнутых задних, каким-то чудным семенящим скоком, прикрываясь низко
опущенным хвостом.
Дабы не обманывать его предчувствий, подстраиваем шаг
и, резко наддав, размашисто пинаем прямо в поджатый зад.
Вякнув совсем тихохонько, чтоб никого не злить
дополнительно, он добавляет скорости и исчезает за горбом дороги. Гнаться
теперь и за ним бесполезно.
Снижаем темп, и нас плавно выносит на гребень.
Ни одного блохастого в пределах прицельной видимости
не наблюдается, лишь справа в бурьяне заметно легкое, быстро удаляющееся, веерно-лучевое
шевеление. Но недолго.
– Уроды вы все, а я красавец! – оглашаем окрестности
победным криком.
И словно в подтверждение, раздается звон колокольчиков,
чистый и приятный.
Включается навигатор, на экране которого высвечивается
прописными буквами:
ВЫПОЛНЕНО ВХОДНОЕ ЗАДАНИЕ ПЕРВОГО ЭТАПА
И после паузы, отпущенной на то, чтобы, при желании,
постучать себя кулаками по груди, выбивая горделивое уханье, снова
колокольчики, но уже короче, и новая строка на дисплее:
Внесены изменения в персональные файлы
Следует перечисление с подмигивающими изменениями:
ЛИЧНОСТЬ
СПОСОБНОСТИ:
1. Сила 2
2. Ловкость 2
3.
Выносливость 2
4. Воля
2
5.
Восприятие 2
6.
Интеллект 2
7.
Обаяние 2
8.
Удача 2
9.
Безумие 2
ЗДОРОВЬЕ:
38 хитов
НАВЫКИ/УМЕНИЯ:
ближний
бой +
метательное оружие +
Ситуационный модификатор: 3.
Персональный модификатор: 2.
Ситуационное соответствие: 0.666(6).
Общее отношение: жалостливое.
Карма: убогий
И после новой паузы:
Страховой полис выписан 11.06. 0299, 06:41
Желаете перестраховаться?
Да. Нет.
Такие достижения стоит сохранить, несмотря на то, что «улучшенная»
карма нравится нам куда меньше, чем предыдущая. Но, возможно, мы пока чего-то
не понимаем, или просто через это нужно пройти.
Одобрительный бип.
Вся ваша жизнь по настоящий момент включительно
застрахована в полном объеме и останется сохраненной вплоть до особого
распоряжения. Удачи!
Таким аллюром до конца игры мы доберемся за восемь
заданий, если, конечно, способности меряют тут не в процентах. Что, впрочем,
было бы явным перебором. С другой стороны, и девять шагов до геройского
пьедестала – где это видано? Не аркада же для сеговской консоли – добротная полновесная
эрпэгэ, заявленная как культовая и исполненная, судя по рекомендуемым системным
требованиям, специально под компьютер нормальной геймеровской конфигурации.
Опять колокольчики, уже деловитые.
Установлено направление на ближайший терминал
Начинает мерцать прямоугольник с ландшафтным контуром.
Тычем пальцем. Появляется карта, озаглавленная Урочище,
на которой пока нет ничего, кроме входа в ущелье на самом юге, где
располагается зеленый треугольничек нашего настоящего местоположения, и
мерцающей звездочки на поле верхнего обреза, без малого посредине.
Почти север,
разве что градусов десять к востоку.
Комментариев нет :
Отправить комментарий